На плите бурлит огромная серебристая кастрюля, и пахнет мясным бульоном.
— Привет!
Поворачиваюсь направо, где окруженный книжками и кубиками на полу сидит маленький ребенок — определенно девочка, с тонкими золотистыми волосами и в запачканной розовой футболке.
— Привет, — отвечаю я серьезно.
Она повторяет громче:
— Привет!
Киваю в ответ.
— Привет!
Ее личико морщится, голос опускается до шепота; малышка наклоняется вперед, будто хочет сказать мне что-то важное. Но все, что произносит, — «привет». Спрашиваю:
— С ней что-то не так?
— Нет, — отвечает Челси немного обиженно. — С Риган все в порядке. Ей два года.
Риган улыбается мне и снова выдает:
— Привет.
— Разве она не знает других слов?
— Нет. Ей всего два.
— Привет, привет, привет!
Сдаюсь и отхожу в сторону.
— Итак, как я могу связаться с родителями Рори? Мне необходимо с ними поговорить.
Лицо Челси застывает. На нем отражается боль.
— Это невозможно. Они… мой брат и его жена попали в аварию почти два месяца назад. И погибли.
Все кусочки мозаики встают на свои места. Комментарии Рори, его неприкрытая обида на весь мир. Но больше всего имя, имя и авария. Тактично обращаюсь к Челси:
— Роберт Мак-Куэйд — ваш брат? Борец за защиту окружающей среды?
Она грустно улыбается и кивает.
— Вы знали Робби? Вашингтон — огромный, бурлящий город, но при этом похож на большую деревню. Все друг друга знают.
Когда дело касается политических и юридических кругов, все обстоит именно так.
— Нет, мы не были знакомы. Но… Я слышал о нем много хорошего. Что Роберт был честным и порядочным. В наши дни это редкость.
Внезапно Челси становится как будто моложе. Миниатюрнее и… хрупче. Неужели она живет одна с детьми в этом громадном доме? Только она, Рори, Одно Слово и карапуз?
Челси поднимает взгляд со своих рук.
— Я опекун Рори, так что можете сказать мне все, что хотели обсудить с моим братом и его женой.
Киваю, собираясь с мыслями.
— Конечно. Я привез Рори домой, потому что…
Но предложение закончить не удается. Меня прерывает топот ног — словно у нас над головой проносится стадо носорогов. Смотрим с Челси на потолок — возникает ощущение, что он сейчас рухнет нам на головы. Топот приближается.
Раздается визг. Будто ядерный взрыв или вопль банши из ада.
— Я убью тебя!
— Я этого не делала!
— Вернись!
— Это не я!
Даже двухлетняя кроха выглядит обеспокоенной.
Грохот слетает по лестнице и врывается в столовую вместе с двумя верещащими детьми, которые принимаются нарезать круги вокруг острова, как герои «Голодных игр» по арене.
— Ведь говорила тебе не приближаться к моей комнате! — кричит высокая девочка. Хищница с кудрявыми каштановыми волосами, готовая к броску.
— Это не я! — пищит вторая, пониже ростом, и, раскинув руки, ищет укрытие.
«Господи боже, что за дурдом?»
Челси вклинивается между детьми и, схватив за руки, растаскивает в разные стороны.
— Прекратите!
Теперь девочки кричат, обращаясь к ней, и каждая гнет свою линию, пытаясь заглушить другую. Я абсолютно не могу разобрать, что они вопят — гомон больше похож на «шипение, бла — бла — бла, она, шипение, визг». Но тетушка, похоже, говорит с ними на одном языке.
— Я сказала, довольно! — поднимает руки, и наступает блаженная тишина.
Впечатляет. Даже федеральные судьи не могут добиться такого уважения в зале суда.
— Давайте по очереди. — Челси поворачивается к высокой девочке. — Райли, ты первая.
Палец Райли рассекает воздух как сабля.
— Она заходила в мою комнату, хотя я миллион раз говорила не делать этого! Она рылась в моей косметике и испортила мою любимую помаду!
Голова Челси поворачивается к младшей, которая, прекратив орать как бешеная, теперь напоминает мне Ширли Темпл. Только в образе блондинки.
— Розалин.
Мы с Одним Словом с нетерпением смотрим, ожидая опровержения обвинения… но все оправдание — «я этого не делала».
Что, по моему профессиональному мнению, было бы неплохой защитой… если бы ее рот и подбородок не были густо измазаны толстым слоем ярко-розовой помады, как у внебрачной дочери Рональда Мак-Дональда.
— Ты такая… — кричит Райли.
Но Челси прерывает ее, подняв руку.
— Ай-ай-ай!
Подхватывает младшую скандалистку, Розалин, под мышки и усаживает на столешницу.
— А я тебе почти поверила, — говорит Челси, вытянув две влажные салфетки из пачки рядом с раковиной, вытирает девочке подбородок и показывает розовые пятна: — Только вот доказательства у тебя по всему лицу.
Великие умы мыслят одинаково.
Малышка смотрит на салфетку округлившимися голубыми глазами. Потом, как и любой подсудимый, пойманный с поличным, делает единственно возможное — отдает себя на милость суда.
— Прости меня, Райли.
Райли непоколебима.
— Это не вернет мне мою помаду, маленькая негодяйка!
— Я ничего не могла с собой поделать! — умоляет Розалин.
Непроизвольно киваю. Так держать, малышка, дави на невменяемость. Это единственное, что остается.
— Эта помада, она звала меня…
Голоса. Голоса — это хорошо. Все на них покупаются.
Розалин запускает пальцы в свои светлые кудряшки, путая и теребя, отчего волосенки встают дыбом.
— Она сводила меня с ума, такая розовая и красивая… Я просто должна была дотронуться до нее!