Кузены

– Мне ничего не подойдет, – говорю я. Тереза поднимает брови, и я показываю на себя: – У меня слишком маленький рост. Готовое платье в пол просто не подберешь.

Тереза издает свой обычный легкий смешок.

– Не волнуйся. В любом магазине тебе его подгонят по фигуре, вне всякой очереди, – говорит она, будто считая дело заранее улаженным.

И, полагаю, так оно и есть.

Глава 8. Обри

– Ну так что? – выжидающе смотрит на меня Милли. – Стоит нам до встречи с Милдред рассказать, что Джона ненастоящий, или нет?

Я проглатываю последний кусок, прежде чем ответить. Дело происходит днем во вторник. Мы в центре, пробуем фирменный десерт местной кондитерской – сэндвич из сливового мороженого в поджаренных половинках пончика. На слух это куда лучше, чем на вкус, однако мы обе съели все до крошки.

– Не знаю, – честно признаюсь я. – А кому рассказать?

– Родителям? – как-то неопределенно предлагает обычно решительная Милли. – Или Терезе…

– Можно, конечно, но… – колеблюсь я. В отличие от Милли, я знаю, что такое нуждаться в деньгах. И, честно говоря, не особо озабочена подменой. Этот другой Джона, конечно, скользкий тип, но в целом заметно выигрывает по сравнению с нашим настоящим двоюродным братом. – Он ведь сейчас не самая наша большая проблема, правда?

Милли усмехается, но я вообще-то не шучу. Джона Норт на далеком четвертом месте среди того, что меня по-настоящему беспокоит. На первом – отец. На втором грядущая встреча за завтраком и на балу с бабушкой, которая до сих пор едва признавала мое существование. На третьем странное молчание Томаса и вдобавок то, что я скучаю по нему куда меньше, чем предполагала. Писать ему я тоже перестала. Иногда я смотрю на темный экран и думаю: мы что, расстались? И почему-то даже не ощущаю особых эмоций по этому поводу. В каком-то смысле разрыв выглядит даже неизбежным – кажется, ничего из моей прежней, уютной и предсказуемой, жизни уже не будет таким, как раньше.

Позавчера было Четвертое июля, фейерверк и последующая вечеринка для «Тауи» затянулись надолго, и легли мы совсем поздно. Я долго не могла уснуть. С другой стороны комнаты доносилось ровное дыхание Милли, а я все лежала на кровати, водя пальцем по трещинке на стене и думая о том, какие неожиданные последствия могут иметь наши действия. В прошлом году я сделала кое-что, казавшееся тогда даже более мелким и несущественным, чем этот крохотный дефект в остальном безупречной комнаты. Однако последовавшая в результате цепная реакция буквально взорвала нашу семью.

Из-за чувства вины, которое до сих пор меня гложет, я с самого приезда сюда общаюсь с мамой реже обычного, но в воскресенье, мучась от бессонницы, все же написала ей: «Скажи, папа когда-нибудь упоминал при тебе Кроткий пляж?»

Мама всегда засыпает рано, прямо перед телевизором, поэтому ответ пришел только вчера утром: «Кроткий пляж? Почему ты спрашиваешь?»

Я и сама не знаю, так что ограничилась неопределенным: «Просто оказалась там пару дней назад и вспомнила о папе».

Мама откликнулась не сразу: «Да, иногда бывало. По-моему, он всегда недолюбливал это место, хотя и не знаю почему. Просто такое впечатление сложилось. Но мы с ним уже очень давно не говорили об острове».

От ответа у меня неприятно засосало под ложечкой. И дело не только в том, что он подтвердил существование странной связи между пляжем и отцом, о которой я уже подозревала. Вдобавок я получила лишнее напоминание о напряженных отношениях родителей – причем длится это, похоже, гораздо дольше, чем мне казалось. Под благовидным предлогом я распрощалась.

Когда я показала переписку Милли, та только пожала плечами:

– Ну, пляж и правда так себе. Мне он тоже не особо понравился.

Ее голос как раз возвращает меня к реальности. Приходится внутренне встряхнуться, чтобы вспомнить, что мы там обсуждали. А, да – ненастоящий Джона.

– Он не сможет все время притворяться, – говорит Милли. – И когда все обнаружится, у нас тоже будет не лучший вид, раз мы его покрывали.

– Мне нужна еще порция кофеина, а то голова не работает. – Встав, я собираю пустые стаканчики из-под холодного кофе. – Тебе принести?

– Да, спасибо.

Очередь сейчас меньше, чем когда мы пришли, но передо мной все равно еще три человека. Дожидаясь, я глазею по сторонам. Интерьер кондитерской похож на карамельную трость изнутри – стены в красно-белую полоску, белые кованые столики со стульями и сияющий, вишневого цвета пол. Несмотря на гудение кондиционеров, внутри довольно тепло, стоит обволакивающий запах сладостей и шоколада. На стене позади кассы висит с десяток фотографий в черных рамках. Я рассеянно скольжу по ним взглядом, как вдруг на одной, прямо над правым плечом продавщицы, вижу знакомое лицо.