Женщину! Прекрасную женщину! До сих пор моя кузина казалась мне милым, но угловатым ребёнком. Моему мысленному взору она по-прежнему представлялась в детском переднике поверх платья. Теперь мы оба, мистер Холдсворт и я, повернулись к окну и смотрели на неё: она только что кончила работу и, стоя к нам спиной, подняла над головою корзинку с опущенной в неё миской. Пират упоённо подпрыгивал и лаял, пытаясь завладеть тем, что представлялось ему богатой добычей. Наконец Филлис наскучило играть: замахнувшись на пса словно бы с намерением его ударить и скомандовав ему: «Тихо, Пират! Сидеть!» – она обернулась, чтобы посмотреть, не потревожило ли гостя её восклицание. Увидев нас, она вся покраснела и заспешила прочь, сопровождаемая Пиратом, который по-прежнему играючи увивался вокруг хозяйки.
– Хорошо бы сделать с неё набросок, – сказал мистер Холдсворт, поворотясь ко мне.
Он вернулся в кресло и молча просидел минуту или две, после чего опять встал.
– Сейчас я бы многое отдал за книгу. Чтение успокоило бы меня, – сказал он и принялся оглядывать комнату. На краю доски для игры в однопенсовики хозяева оставили несколько томов. Мистер Холдсворт стал вслух читать заглавия на корешках: – Комментарии Мэтью Генри, часть пятая, «Полное руководство домашней хозяйки», Берридж «О молитве»… Данте «Ад»?! Кто же это читает? – воскликнул он в крайнем удивлении.
– Филлис. Я ведь говорил вам: не помните? Она к тому же знает латынь и греческий.
– Ну разумеется! Я помню! Просто не сразу смог сопоставить ваши рассказы с тем, что вижу. Выходит, эта тихая девушка, что столь усердно хлопочет по хозяйству, и есть та учёная особа, которая повергла вас в отчаяние своими вопросами, когда вы впервые сюда явились? Конечно! Та самая «кузина Филлис»! А вот её заметки: она выписала трудные устаревшие слова. Хотел бы я знать, каким словарём она пользуется. Баретти ей здесь не поможет. Постойте-ка! У меня при себе карандаш. Я подпишу наиболее расхожие значения, чтобы немного облегчить ей труд.
Сев с книгой и листком за круглый столик, мистер Холдсворт занялся написанием объяснений и дефиниций, что было мне не вполне по душе, хотя почему, я и сам точно не знал. Вероятно, мне показалось, будто мой патрон ведёт себя слишком вольно. Едва он успел завершить свою работу, вложить листок в книгу и вернуть её на прежнее место, как с улицы послышался шум колёс. Выглянув в окно, я увидел миссис Хольман: она сошла с двуколки, принадлежавшей соседу, и, сделав перед ним книксен в знак благодарности, направилась к дому. Я вышел ей навстречу.
– Ах, Пол! Как мне жаль, что я задержалась! Томас Добсон сказал, что, если я подожду четверть часа, он… Но где же ваш друг? Я надеюсь, он приехал?
Появившись в этот самый момент, Холдсворт со свойственной ему приятностью взял руку миссис Хольман и сердечно поблагодарил её за приглашение, прибавив, что уже ощутил прилив сил.
– Я чрезвычайно рада вам, сэр! Мысль о том, чтобы пригласить вас к нам, пришла на ум моему мужу. Я было подумала, что в нашем тихом доме вы станете скучать, ведь Пол говорит, вы столько путешествовали… Но мистер Хольман сказал, что немного скуки, вам, вероятно, не повредит, раз вы не совсем ещё здоровы. Потому мы решили просить Пола вас привезти. Надеемся, сэр, вам будет здесь хорошо и вы погостите у нас подольше. Предложила ли вам Филлис чего-нибудь поесть и выпить? Если хотите набраться сил после болезни, вам следует кушать понемногу, но часто.
И она начала без церемоний, с бесхитростным материнским участием расспрашивать гостя о его здоровье. Он, казалось, тотчас понял её простую добрую душу, и они прекрасно поладили между собой. С пастором, возвратившимся домой под вечер, мистер Холдсворт сошёлся не так скоро, ибо при первой встрече мужчины обыкновенно испытывают некую естественную взаимную антипатию. Однако и гость, и хозяин очень старались эту антипатию преодолеть, хотя каждый из них и рассматривал другого как образчик чуждой породы людей.
В воскресенье после обеда мне пришлось покинуть Хоуп-Фарм, поскольку в Элтеме меня ждали не только собственные мои дела, но и обязанности мистера Холдсворта. В том, что в моё отсутствие на ферме будет царить полное согласие, я уверен не был: ещё до того как я уехал, почтенный пастор и мой друг, которого я так превозносил, успели раз или два разойтись во мнениях. В среду я получил короткую записку, в которой Холдсворт просил прислать ему кое-какие книги, теодолит и другие геодезические инструменты – всё это нетрудно было передать в Хитбридж по выстроенной нами ветви. Я отправился к своему патрону на квартиру и собрал то, что значилось в списке: итальянский, латынь, тригонометрию. Из одних только книг, без приборов, вышла увесистая посылка. Мне стало любопытно, как обстоят дела на Хоуп-Фарм, однако отправиться туда я смог лишь в субботу.