— Вот, молодой батыр, — сказал Галий, — память о моей молодости. Я ведь в молодые годы тоже был джигит не из последних. Мое имя гремело, как гром, по всем татарским аулам. Богатеи, заслыша его, в страхе дрожали. Народ песни про меня слагал, враги — ненавидели. Сейчас-то нет у меня силы, не то что саблю, ложку в руках еле держу. Тридцать лет в рудниках на каторге провел. Там здоровье, силы оставил. Не могу сам держать саблю, но хочу помочь доброму делу. Бери, батыр, мою саблю, дарю ее тебе.
— Хорошая сабля, слов нет, — ответил Акпай, — но она должна перейти к молодому татарскому батыру.
— У меня есть сабля, от деда досталась, — сказал Махмет, — у тебя же один пистолет.
— Бери, батыр, — твердо сказал Галий, — наши народы вместе идут, за одно воюют. Пусть твоя рука будет крепка, как сталь этой сабли. Не забывай старого джигита.
— Большое спасибо тебе, дедушка.
— Береги эту саблю. Такой сабли не купишь ни за какое золото, не раз выручала она меня в бою.
— Будь спокоен, агай, — ответил старику Акпай, — марийский батыр будет достоин твоего славного оружия.
С добрыми напутствиями проводил аул марийских воинов и своих джигитов.
Между тем Пугачев все ближе и ближе подходил к Казани. 11 июля подошедшее войско пугачевцев расположилось лагерем на левом берегу реки Казанки, у Троицкой мельницы. На десять верст куда ни взглянешь — в лесу, среди чистого поля, в деревнях — всюду повстанцы.
Иван Белобородов — ближний человек Пугачева с отрядом русских заводских рабочих гулял западнее Казани. Прежде он имел чин унтера, но Пугачев сразу дал ему высокое звание фельдмаршала.
Идя к Казани, фельдмаршал Белобородов сжег несколько помещичьих имений, разогнал мелкие солдатские команды. Генерал Потемкин выслал против него из Казани полк кавалерии, но Белобородов разбил этот полк и теперь, возбужденный радостью победы, приближался к главному лагерю пугачевцев.
В лагере уже знали об удаче Белобородова, его отряд встречали радостными приветствиями. Сам фельдмаршал, невысокий, коренастый мужчина, ехал на черном коне, махал рукой с плетью, кланялся, отвечал на приветствия.
Пугачев уже вышел из своего шатра и в окружении старшин сидел в кресле.
Белобородов слез с коня, хромая, подошел к Пугачеву.
— Добро пожаловать, где ходил, чего выходил? — встретил его Пугачев вопросом.
— Дела неплохи, государь, — ответил Белобородов. — Вот побили полк полковника Толстого. Бог помог одолеть злыдней. Пушки и прочее оружие захватили. По пути к нам присоединились люди марийские и татары, желают послужить тебе.
— Где ж они? Кто у них начальник?
Белобородов показал на стоявших поодаль Акпая и Махмета.
— Вот их начальники, государь: татарский сотник Садыбеков Махмет и старшина марийцев Акпай Келтеев.
Пугачев дружелюбно кивнул Акпаю:
— А-а, старый знакомый… Ну, спасибо тебе, Келтеев. Ты хорошо исполнил мой приказ. Никогда не забуду твоего старания. Как займу в Петербурге свой законный престол, ей-богу, поставлю тебя марийским губернатором.
Много раз видел Акпай Пугачева, и всякий раз удивляется: не таким он представлял себе царя. Этот совсем не похож на важного начальника: лицом не бел, а черняв, бороду носит по-казацки, говорит, как деревенский мужик. Однако, сразу видать, умен и, когда надо, может быть грозен.
Пугачев, прищурившись, острым глазом оглядел ряды вновь прибывших и отметил про себя: маловато у людей ружей и сабель, и конных тоже раз-два и обчелся. Его взгляд остановился на Мендее.
— Вот тот, в солдатском мундире, кто таков? — спросил он.
— Наш, мариец, — ответил Акпай, — в солдатах был, сбежал к нам. Храбрый воин, и воинскую науку хорошо знает.
— Молодец, — одобрил Пугачев. — Мне такие нужны. В моем войске многие и ружья никогда в руках не держали, и обучить их ратному делу некому. Подойди-ка ко мне, служивый. Ты по-русски знаешь?
Мендей строевым солдатским шагом приблизился к Пугачеву, остановился, стукнув каблук о каблук, и громко отчетливо отрапортовал:
— Так точно, ваше императорское величество, знаю!
Пугачеву, видать, понравился Мендей, и он важно проговорил, обращаясь к нему:
— Жалую тебя чином прапорщика.
— Рад стараться, ваше императорское величество!
— У нас есть еще один солдат, — сказал Белобородов. — Говорит, четырнадцать лет назад видел ваше императорское величество в Гатчине.
Пугачев немного побледнел, глаза сверкнули настороженно.
— Где он, служивый-то? Веди! Старых слуг я жалую, а коли врет, повешу.
Кто же этот человек, знающий его?
Из рядов вытолкнули капрала, который четыре дня назад едва спасся из рук восставших марийцев, а теперь вот опять попал в передрягу.
Капрал встал против Пугачева, который сверлил его тяжелым взглядом.
— Ну, служивый, узнал меня?
— Да как узнать? В молодости ты без бороды был, а нынче вон какую бороду отпустил…
— Да не видел он никогда государя, врет он все, — сказал старшина, стоявший за креслом Пугачева.
«Эх, попал я опять в беду!» — подумал капрал и говорит:
— Ежели присмотреться, можно тебя узнать. Точно, узнал! Ты наш государь — Петр Федорович! Батюшке-царю ура-а-а!
Пугачев улыбнулся.