Читаем Кузнецов. Опальный адмирал полностью

— Так вот, я долго думал, чем тебя поощрить. Подсказал адмирал Алафузов: «Ему тяжело ходить…» Тогда-то я и решил наградить тебя легковой машиной, что и сделал. На другой день меня зачем-то вызвали в Ставку. Решив флотские вопросы, я собрался уходить, но тут ко мне подошел Сталин и спросил: «Вы что же это легковыми машинами одариваете своих адмиралов?» В голосе вождя — металл, в глазах — холод. Ну, думаю, сейчас он мне даст прикурить! Отвечаю спокойно: мол, адмирал Исаков был тяжело ранен на фронте, ему потом отрезали ногу. Ходит на протезе. Инвалид, а как еще трудится для флота!.. Сталин молча выслушал меня, прошелся раз-два вдоль стола, снова подошел ко мне и сказал: «И правильно сделали, что наградили товарища Исакова машиной. Жаль, что хороших адмиралов у нас меньше, чем машин!»

Помолчали. Исаков заметил, что Николай Герасимович о чем-то задумался. Хотел было спросить, но тот сам произнес:

— Ты знаешь, кого я вспомнил? Кожанова Ивана Кузьмича. Он предсказал мне большое будущее…

— Когда тебя в тридцать пятом хвалил Кожанов, я уже был смещен с должности начальника штаба Балтийского флота, — отозвался Исаков.

— Я знаю, после катастрофы с подводной лодкой на учениях. Но ведь твоей вины не было? К тому же, помнится мне, на корабле в это время был нарком Ворошилов. Мне говорил об этом Галлер.

— Лев Михайлович был тогда командующим флотом. И все же меня наказали… Видимо, у Клима Ворошилова, который сместил меня, взыграла совесть, и через два года он вернул меня на Балтику на ту же должность. Ирония судьбы? — усмехнулся Исаков. — Может быть… — И вдруг без всякого перехода предложил: — Ты бы написал в ЦК партии насчет воинского звания? Ведь тебя разжаловали несправедливо!

— Я писал, Иван Степанович, но все осталось по-прежнему…

Свою записку в ЦК партии Кузнецов помнил наизусть: «Я не вижу за собой преступлений, которые позволили бы мне считать правильным лишение меня высокого воинского звания, — писал Николай Герасимович. — По слухам, доходившим до меня, Хрущев, а за ним и военные начальники при всяком удобном случае бросали мне обвинения по следующим вопросам: а) недооценка подводных лодок. Глупость! Стоит посмотреть представленную мною программу судостроения, и там увидите, что количество лодок достаточное и стоят они на первом месте. Атомных подводных лодок там намечалось больше, чем введено в строй сейчас. Строительство этих лодок началось при мне. Я вместе с Малышевым, Завенягиным и другими рассматривал первые проекты их; б) ракетное вооружение флота; Значение ракет было понято еще в мою бытность. В 1955 году я показал Хрущеву выстрел ракеты по щиту и представил проекты решений в этом направлении…»

Прав бывший главком ВМС, и нет оснований ему возразить.

— Атомные лодки у нас могли появиться раньше, чем был построен первый американский подводный атомоход, — заявил Кузнецов, полемизируя со своими недоброжелателями из Минсудпрома. — Но в это дело вмешался Берия, и все работы затормозились.

Кузнецов ответственно относился к тому, что говорил, не играл на публику, не бросал слов на ветер. И эти его слова правдивы. Известный академик А. П. Александров свидетельствует: «На идею создания атомных установок для кораблей еще в 1945 году (в то же институте Капицы мы начали проектировать такой реактор) Берия наложил запрет. Его интересовала только атомная бомба. Жаль, что так было. Ведь мы начали проектировать атомоход раньше, чем американцы «Наутилус»».

Даже находясь в опале, Кузнецов по-прежнему интересовался, как идет строительство подводных лодок, помогал в этом деле своим коллегам. Как-то заместитель начальника Постоянной комиссии приемки кораблей адмирал Холостяков пришел к нему удрученный.

— Лучше бы вы не назначали меня в декабре сорок четвертого командующим Дунайской военной флотилией, — посетовал он.

— Почему?

— У кого я принимал дела? У Горшкова! С тех пор Сергей Георгиевич меня почему-то не жалует. Сейчас мы с вице-адмиралом Щедриным принимаем от промышленности подводные лодки. Я и Григорий Иванович стараемся как можно больше «обкатать» их в море. С этой целью я предложил главкому Горшкову проверить атомный подводный ракетоносец на полную автономность. Но он не стал рисковать. «Даю вам сорок суток и ни дня больше!» — сказал Горшков. Не с веселыми мыслями уходил я в море на очередную «обкатку» лодки…

Подводным ракетоносцем командовал капитан 2-го ранга Гуляев, на нем и ушел в море адмирал Холостяков. Под водой пробыли 51 сутки. Поход прошел успешно, о чем Холостяков доложил главкому. Горшков выслушал его и коротко изрек:

— Ну что ж, хорошо, когда все хорошо кончается…

Ушел от главкома Холостяков грустный. А через некоторое время ему стало известно, что Горшков собирается уволить его в запас.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русские полководцы

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза