— Слышать можешь? — спросил он. — Я капитан Айвис. Твои сотоварищи… э, удалились. Оставив нам раненых. Не воображал я, что они сочтут поражение столь тяжким, что бросят своих. — Он на миг глянул в сторону, щуря глаза. — Ты была без сознания, но в остальном, похоже, невредима. Мы собрали нескольких лошадей. Когда окрепнете, отправим вас назад, к Пограничным Мечам. Но я хочу знать: почему вы нападали на нас?
Вопрос казался нелепым, слишком нелепым, чтобы отвечать.
Капитан скривился. — Имя?
Она подумала было не отвечать на вопросы, но какой в том смысл? — Лаханис.
— Да, ты юна. Слишком юна, чтобы считать войну своей.
— Моя война! — зашипела она, поднимая руку и отталкивая его ладонь. — Вы напали на наши деревни, вырезали всех! Мы выследили вас и загнали!
— Лаханис, ничего такого мы не делали. — Он еще миг смотрел на нее, потом выругался и обернулся к кому-то. — Те роты Легиона. Нужно было догнать их. Нужно было спросить, чего ради они разбили лагерь в броске камня от стен.
— Чтобы обвинить нас в резне, сир?
— Капрал, помню, каким ловким был ты в ночь убийств. Куда деваются твои мозги, когда ты со мной?
— Сам не знаю, сир.
Айвис отыскал глаза Лаханис. — Слушай. Вас обманули. Если бы я выехал на переговоры с вашими командирами…
— Тебя могли зарубить, не дав сказать одно слово. Мы не хотели переговоров.
— О том сказали ваши знамена, — вспомнил Айвис. — Как глупо!
Она вздрогнула.
— Не про тебя. Лаханис, слушай. Скачи к своим, к выжившим… Говоришь, вы шли по следам? Что же, мы вернулись сюда от вас?
— Нет, мы шли по встречным следам. И надеялись, что успеем опередить, пока вы жжете еще одну деревню.
— Бездна подлая! Кто вами командовал?
Она потрясла головой — Никто, на деле. Полагаю, Традж. Он громче всех орал. Или Ринт.
— Ринт? — Айвис резко выпрямился, начал озираться. — Вент! Сюда со всех ног!
Лаханис попробовала сесть. Они лежала на матраце во дворе крепости. Другие раненые были под одеялами, непонятно — пограничные это клинки или домовые мечи. Она не узнала лиц. Затылок ее и шея ломило от боли.
Подошел третий мужчина. — Капитан? У меня раненые лошади…
— Как звали погран-мечей, что уехали с лордом Драконусом?
Мужчина заморгал. — Сир? Ну, не помню, если честно.
Лаханис, охватив руками голову, заговорила: — Ринт, Ферен, Виль и Галак. Все они вернулись к нам. Сказали, ваш лорд их отослал.
— Почему? Когда?
Лаханис дернула плечами. — Не знаю. Недавно.
Айвис потирал шею, глядя на ворота.
— Сир, лошадки…
— Идите к коням, мастер-конюший. Капрал Ялад?
— Здесь, сир.
— Присмотри за Лаханис, выбери ей коня. Я же иду в контору сочинять письмо — пусть не уезжает, пока не закончу. Лаханис, хотя бы письмо доставишь сородичам?
Она кивнула.
— Так ты веришь мне?
— Я была в селении, — сказала она. — Видела ваши знамена. Но ни одного солдата в таких доспехах, никто не ездил на боевых конях и не носил кривые мечи. Сир, вы нас не убивали.
На миг показалось, что мужчина готов был зарыдать. — Уже успели, — сказал он, отворачиваясь. И ушел, понурив голову и шаркая ногами.
Молодой капрал присел на корточки рядом. — Голодна? Пить хочешь?
— Просто веди коня.
Однако он не пошевелился. — Капитан порядком… медлителен, едва дело доходит до письма. Время будет, погран-меч. Итак?
Она пожала плечами: — Тогда воды, — и закрыла глаза, едва капрал отошел.
Ее обезоружили — даже нож для разделки пищи пропал из кожаных ножен. Будь оружие рядом, она забрала бы собственную жизнь.
Семь тяжело груженых фургонов, каждый запряжен парой волов, выехали из Хастовой Кузницы и начали путешествие к югу, в пограничные земли, где расположились лагеря Легиона Хастов. Они продвигались медленно, останавливаясь, когда ломалась ось или колесо отваливалось на неровной дороге.
Галар Барес нагнал поезд в полудне пути от главного лагеря. Скакал он быстро, везя приказ готовиться к войне, и лошадь устала; после одинокого пути он радовался даже обществу возчиков, плотников и кузнецов, кухарей и стражи — он знал многих по селению Кузница, в котором родился и вырос. Впрочем, приветствия были молчаливыми: новости о свадебной резне повисли над всеми, как пелена. Многих, понимал он, потрясли и отрезвили не внезапная гибель лорда Джаэна и его дочери, а зловещий смысл показных убийств.