Экипировка спутницы в нормальные вещи обошлась удивительно недешево даже по европейским меркам. Я отдал за поношенное пальто, теплую кофту, сапожки и прочие мелочи две бумажки с портретом господина Кливленда – то есть сорок баксов. Да на такую сумму в приличном магазине Парижа или Берлина можно одеться вдвоем!
На встречу с Яковом в условленном месте мы, конечно, опоздали. Он сам нашел нас, но пребывал в таком хорошем расположении духа, что обошелся без нотаций и даже помог тащить покупки к стоящему поодаль Renault с желтым номерным знаком на левом брызговике.
– Все же они существуют! – обрадовался я, приметив машину.
– Если бы! – ухмыльнулся Блюмкин. – Паразит гешефт ловит, пока директор со своей кралей кувыркается.
– В смысле?!
Тут бывший чекист в двух словах открыл мне «страшную тайну» отсутствия такси в городе. Все оказалось по-социалистически просто. Таксопарк в Москве – государственный, соответственно, цены – четыре с полтиной рубля в час – там не менялись с двадцать шестого года. Что по нынешним временам чуть не пятикратной инфляции означает – дешевле только даром. С другой стороны, машины – товар импортный, а в условиях накатившего на СССР бюджетного кризиса все валютные расходы режутся напрочь как бы не на высшем уровне ЦК ВКП(б). Многочисленные служащие партийно-хозяйственного аппарата оказались перед альтернативой: ходить пешком, ибо на извозчика не хватит даже пресловутого партмаксимума в сумме двухсот двадцати пяти рублей{266}
, или выкручиваться своими силами.Результат несложно представить. Скоро советские тресты, наркоматы, управления – все, кто мог и успел, – заключили с таксопарком контракты, а затем… принялись гонять таксомоторы в качестве собственной машины с шофером.
Хорошо всем. По отчетам в столице бурно развивается современная транспортная инфраструктура, исправно растет количество пассажирокилометров. Таксопарк регулярно и с удовольствием перевыполняет план, а значит, начальники и управленцы получают премии. Водители тихо радуются спокойной работе и шансу подхалтурить на стороне. Совбуры имеют комфорт без лишних накладных расходов.
А что до обычных москвичей… Да кого они волнуют?
Сама по себе реношка меня ни капли не удивила. Забавные конструкции с покатым капотом а-ля угольное ведерко и радиатором позади двигателя здорово успели намозолить глаза и задницу еще в Берлине. Устаревшие морально и технически – с деревянным каркасом кузова и складывающейся крышей из прорезиненного брезента, – они выпускались огромными партиями еще с довоенных времен, в сотнях комбинаций, от малолитражки до автобуса. Советский экземпляр, по крайней мере, оказался хоть и не особенно ухоженным, но почти новым, тогда как в Европе можно запросто «поймать» натурально антикварное чудо первого десятилетия текущего века.
Водитель, солидный дядька лет сорока, в погрузке помочь не соизволил. И ладно, не великая проблема – отдельного багажника тут нет, зато между задним сиденьем и спинкой переднего до неприличия много места, наверное, около метра. Более чем достаточно для наших чемоданов и свертков. Удобно, все под рукой, так что пирожные мы успели съесть, еще пока шофер выруливал от магазина на улицу через какую-то непостижимо огромную полуплощадь-полусквер.
– Куда мы сейчас? – начал я, едва Яков успел проглотить последний кусочек бисквита.
– На квартиру, разумеется, – охотно отозвался партнер. – Никак не думал, что с гостиницами стало так плохо{267}
. Кого только не расспрашивал, но предложили лишь угол в общежитии, недавно перестроенном из конюшни какого-то графа. Сходил, посмотрел…– Там хоть жить-то можно? – нетерпеливо перебил я.
– Нельзя, – ухмыльнулся Блюмкин. – Грязь дикая, отбросы во дворе, электричества нет, все спят на кроватях прямо в сапогах. Снедь под подушками прячут, жрут там же, хорошо если с табуретки.
– Но…
– И тут попался мне Федор Степанович. – Яков показал рукой на сосредоточенно крутящего баранку шофера. – Пообещал прекрасный флигель в Кузьминках, всего-то за семь червонцев в месяц, свояк у него в ЖАКТе.
– Точно! – громко, чтобы перекрыть шум мотора, отозвался водитель. – Не сумлевайтесь, товарищи. Годный апартамент, большой, светлый. Бывшая барыня жила, и при ней двое квартирантов.
– Там же только дачи? – вмешалась Александра.
– Так от они и есть, – тряхнул кожаной кепкой Федор Степанович. – Но ведь недалече, верст пять до трамвая не будет! А то и до станции можно, пригородные поезда счас ходят, почитай, не хуже, чем до войны.
– Два часа минимум до центра добираться. Скорее – три! – попробовала возмутиться девушка.
Но ее слова так и повисли в воздухе.
– Многие так живут. – Шофер, ободренный молчанием Блюмкина, решил укрепить свою позицию. – У барыни с мужем-профессором по первой две дачи было – эта да в Люблино – и еще квартира на Харитоновском. В городе-то живо их уплотнили, да так резко, что сами сбежали от греха подальше. В Кузьминках – поменьше дом, всего на две комнаты и кухоньку. В нем они, значит, и жили, а люблинский сдавали.
– А во флигель как попали? – поинтересовался я.