Квадратное время

Впрочем, сколько бы ни было, но топтаться без дела в проходе глупо – соседи не замедлят подумать нехорошее. Поэтому я не стал мешкать, а поплелся вслед за разбудившим меня парнем.

Против ожиданий входная дверь в барак оказалась заперта снаружи, зато в тамбуре стояла бадья для нечистот, в которую одновременно справляли малую нужду двое каторжан. Один из них, судя по всему из соседней секции, ухмыльнулся в пародии на приветствие и, не отрываясь от процесса, подвинулся чуть в сторону – освобождая место еще и для меня.

Ох, где же ты – комфортабельная, щадящая интеллигентское самолюбие Шпалерка!

– Долго еще дрыхнуть можно? – спросил я, пытаясь отвлечься от миазмов булькающей жижи.

– Мало, – лениво отозвался обладатель клоунских ботинок.

Оправившись, он перешел к короткому ряду умывальников с жестяными сосками – плескать в лицо водой, я же заторопился следом в попытке вызнать побольше особенностей местной жизни.

– Посвятишь в местные расклады? – И посулил, не заметив особой заинтересованности: – Махры отсыплю.

– Годится, – заметно повеселел немногословный собеседник.

Ну еще бы!..

Махорка – чуть ли не главная тюремная валюта. Невыносима жизнь курильщика, ведь за маленький пакетик, эквивалент трех-четырех пачек сигарет, можно легко отдать крепкие ботинки.

Мне же, как жертве пропаганды здорового образа жизни двадцать первого века, не приходилось заботиться о сей пагубной привычке. Более того, в Шпалерке удалось немного отложить на будущее с обмена на пророщенные пшеничные зерна. Теперь пришла пора тратить стратегический запас.

Добрая щепотка табака прекрасно развязала язык соседа по нарам. По результатам подробного ликбеза – кто есть кто из командиров и где легко работать, а где совсем пропадать – новостей получилось ровно две. Хорошая: в лагере действительно можно жить припеваючи и бояться только эпидемии{96}. Плохая: можно-то можно, но только не мне.

Причина фундаментальна и зрима – на глубоко капиталистический базис лагерного быта большевики напялили, примерно как сову на глобус, социалистическую, а проще говоря, бандитскую идею.

То есть покупается тут буквально все. За наличные рубли можно хоть каждый день отовариваться в коммерческой лавке, в том числе и деликатесами: там не переводится вино, конфеты, сыр, сало и ветчина, а в сезон – свежие овощи, фрукты, даже арбузы. Специальная кустарно-художественная мастерская снабжает каторжан скобяной и бытовой мелочовкой. На самих же проклятых островах прекрасно работает ресторан, в котором играет оркестр, а девушки-официантки из женбарака принимают заказы на шампанское с икрой. Спать на общих нарах и вкалывать на лесоповале тоже не обязательно – для солидных господ достаточно теплых местечек в администрации.

А если денег реально много – причем не в Советской республике, где их можно легко конфисковать, а где-нибудь у любящих родственников в Париже, – гуляй себе в шубе на лисьем меху с бобровыми воротником, катайся на лодке с оркестром по знаменитым соловецким озерам и каналам. Или работай в свое удовольствие в биосаду, как это делает, к примеру, какой-то бразильский плантатор с любимой княжной-женой.

Последний случай, кстати сказать, проходит как главная соловецкая достопримечательность. Эдакий побег из Шоушенка наоборот – дипломатический паспорт не спас пылкого кабальеро в Петрограде, когда он решил найти мать супруги, не успевшую сбежать от диктатуры пролетариата. Зато на Соловках песо-реалы помогают жить в отдельной теплой келье да наблюдать за экзотическими зверушками, спокойно попивая кофе в романтических белых штанах и широкополой шляпе{97}.

Собственно, в подобной гэпэушно-рыночной идее исправительного труда есть только одна отличная от нормальной жизни черта – работа каторжников полностью бесплатная.

Ходят слухи, что на карманные расходы занятых на тяжелых работах зэка Москва отпускает аж тридцать пять копеек в день{98}, однако эти гроши до Кемперпункта не доходят, расходятся в Москве.

Таким образом, единственным источником ассигнаций являются посылки с воли, которые, по старой имперской традиции, доходят сюда даже из-за границы и выдаются хоть с жестким досмотром, но честно и без изъятий.

Удастся ли существовать в лагере по-социалистически? То есть ломать хребет и прочие части организма совсем без денег, но за жратву и койку? Прикинуть несложно.

Местную еду условно можно разделить на гарантированные «наркомовские»{99} и «котел».