Квадратное время

Первое – в основном хлеб из лагерной пекарни, его выдают в рабочих ротах по полтора фунта в день, иначе говоря, по шестьсот грамм. Изящные формовые булки остались в столичном прошлом, тут в ходу бесформенные ломти гигантских, плохо пропеченных караваев, хотя суть от этого меняется мало. В довесок идет несколько чайных ложек жидкого сахара, тюлений жир, чай. На лесоповале норма вырастает до трех фунтов, у штрафников, соответственно, снижается до фунта. Горячее котловое питание положено два раза в день, на него выделяются крупы, овощи, рыба и мясо. Гм… Тресковые головы в баланде я уже встречал, так вот, оказывается, еще бывают селедочные. Мясо же, как мне рассказал сосед, увидеть можно только на тяжелых работах, и то далеко не везде.

Если смотреть на цифры из теплого начальственного кресла – вроде как выжить можно, благо на центрокухне работают исключительно священники, а они тут – в отличие от двадцать первого века – в воровстве и аферах не замечены. Однако на практике любая неприятность ставит зэка, не обеспеченного посылками с воли, на край вечно разверзнутой братской могилы.

Малейшая травма, болезнь, любая неспособность работать в лошадином темпе десять-двенадцать часов в сутки – получи на день лишь фунт хлеба да обходись без вечерней баланды и каши. Или тривиальная кража выданного на пять дней пайка – обычное дело даже при хорошем дневальном. Износ, потеря, воровство одежды – результат ничуть не лучше, потому как обмундирование выдают исключительно на тяжелых работах. Блатной закон не знает сострадания: проиграл – плати. Не знает пощады и ГПУ: остался голый – мерзни, лишился хлеба – голодай, ослабел – умри.

Можно ли как-то обмануть фундаментально недостаточную систему?

Безусловно – есть же священный блат!

Оказывается, общие бараки и физическая работа – в основном удел бытовиков, мещан, рабочих, крестьян и даже мелкой шпаны. Тогда как контрреволюционеры из бывших чиновников, директоров или ученых, сумевших выжить в неразберихе этапа и первых недель пересылки, реально руководят всеми службами, конторами и производствами.

Надсмотрщики попросту опасаются каэров!{100}

К примеру, если у последнего из сучкорубов на носу очки, а словарный запас говорит как минимум о гимназии – его никто не тронет и пальцем, лучше пристрелят или дадут спокойно замерзнуть. Логику понять несложно – сегодня это бесполезный и бессильный старик, а завтра он встретит приятеля из университета, начальника из наркомата и внезапно окажется почти на самом верху лагерной иерархии.

Таким образом, достаточно найти успевшего хорошо устроиться коллегу, одноклассника, соседа, друга семьи и мне обеспечено теплое местечко табельщика или счетовода. Кормежка будет хоть из стандартного пайка, но – что принципиально важно! – из отдельного котла, работа легкая, в тепле и без надрывной траты калорий. Заболеешь – свои прикроют, украдут необходимое и ссудят или подарят.

Очень жаль, что все, кого я знал, остались чуть ли не в сотне лет впереди.

Наряды среди новеньких распределяли с фантазией.

Для начала рукраб устроил открытый аукцион, и первым предметом торга стала вечная халтура по доставке воды из Кеми на Попов остров посредством пары телег с цистернами. Работа ведрами, пусть даже на морозе, – это тебе не баланы из болота тягать, да еще постоянно «за колючкой», в дороге, значит, можно брать мелкие поручения. Такую возможность надо ценить! И лот ушел на троих, в складчину, всего за сто пятьдесят рублей.

Второй бид{101} судьба не иначе как создавала для меня – помощник электромонтера! Я попробовал было биться, уговорившись занять у Михаила Федоровича его последние два червонца, да куда там – какой-то бывший офицеришка сумел выложить за уникальное местечко восемьдесят пять целковых.

Последними, уже без торга, в продажу пошли выходные дни – всего-то по три рубля, семидневка с хорошей скидкой за опт, то есть по червонцу.

Впахивать на лесоповале предлагалось уже совершенно бесплатно. Хотя после короткого рекламного рассказа о повышенном пайке, новых теплых бараках на лесных командировках и шансе после начала навигации остаться на материке желающих попасть «на тяжелые» оказалось заметно больше, чем требовалось. Отбирали только сильных, молодых да с короткими сроками. Надеюсь, кому-то из них повезет и обещания окажутся правдой, тогда как от обладателя клоунских ботинок я уже знал, что такое, конечно, бывает… Но очень редко. В первые же три месяца{102} большинство просто перегорит на невыносимо тяжелой работе, померзнет в щелеватых, сляпанных на скорую руку сараях и будет выкинуто начальниками как бесполезный мусор на Соловки, доживать в слабосилке до следующей смертельной зимы.

Следующая вакансия в исполнении кривляющегося распорядителя бала звучала диковато:

– Мусор таскать! Лошадь и помощника предоставляет администрация!