Квадратное время

Тут меня догнал второй удар – купили Михаила Федоровича, моего единственного надежного товарища. За деньги, совсем как крепостного или каторжанина на Ямайке во времена капитана Блада. По запросу рыбного треста из Мурманска, которому вдруг понадобились ценные специалисты.

Оказывается, работорговля по меркам СССР – вполне респектабельный бизнес. Работника из столицы заманить на вакансию в тмутаракань сложно и дорого, куда проще обратиться в ГПУ. Там хоть в розницу, хоть оптом подберут нужных советских рабов, обязанных трудиться где скажут, сколько скажут, да еще отдавать три четверти своего невеликого заработка за собственную охрану. Более того, если кому требуется редкая специальность – не проблема. Спеца найдут на воле, арестуют, состряпают дело и в лучшем виде отправят заказчику. Сервис!

Одно лишь радует: для Михаила Федоровича «отдача в хорошие руки» – настоящее спасение. Работать на воле – значит жить в комнате более-менее нормальной общаги, а то и снять в избе угол, по-человечески ходить на работу в контору и даже получать хвостик зарплаты, которого с лихвой хватит на питание получше лагерного.

Никогда бы не подумал, что буду искренне поздравлять товарища с его собственной продажей, но вот пришлось.

Туум! Туум! Туум! – глухо бил мой лом в мерзлый монолит.

– Господь с тобой, охолони, покуда мелочь отгребу, – наконец остановил меня Авдеич.

Он засовывал в разломанное крошево едва прикрытые самодельными рукавицами руки, потому что полноценно орудовать лопатой у него давно не было сил.

– Валяй, – охотно согласился я, плюхнувшись чуть поодаль на заботливо подвязанный к седалищу кусок фанеры с войлочной подкладкой.

Местные уголовники обходятся отдыхом на корточках, но мои суставы явно устроены по-другому{107}: минут пять в позе гопника – и наваливается дикая боль, хоть криком кричи. Так что инновация не от хорошей жизни: в царстве мороза, камней и снега проще таскать с собой лишнюю тяжесть, чем мучиться в поисках места, куда можно примоститься без риска для здоровья или добавки срока.

А тут, надо сказать, не мелочатся – за простое сидение на санях накидывают целый год! Лишний груз в виде зэка лошадке тянуть никак нельзя, а надзиратель – далеко, недосуг ему разбираться, работает коняга или просто стоит в оглоблях. Животину положено беречь, а до людей никому нет дела.

Между тем сороковой день от моего прибытия в Кемперпункт тянулся к обеду. По местным поверьям – немалый этап в жизни новичка, благополучно перевалив который можно строить хоть какие-то планы на будущее.

Впору подводить итоги и мне.

Работа, на которую я умудрился подписаться, на первый взгляд выглядела просто: мусор в лагере принято выкидывать в сколоченные из досок и густо беленные известью пирамидки без верхушки и дна примерно два на два метра в основании. Такие несложно поднять, отставить в сторону, содержимое же собрать в сани или телегу да вывезти в лесной овраг. В меру тяжелая задача для двоих зимой – смерзшуюся массу твердых бытовых отходов нужно разбивать на подъемные куски. Легкая, но крайне пахучая халтурка – летом. Впрочем, меня, как сосланного на Соловки транзитника, последнее ни капли не волновало.

Однако жестокая подстава все же имела место: Авдеич медленно умирал, в попытках же его спасти внешне жестокий, а на поверку неожиданно жалостливый рукраб не придумал ничего лучше, как раз в месяц или два подбирать ему в помощники свежего дурака типа меня, достаточно сильного и непременно сентиментального каэра.

Надо признать, его расчет оправдался: узнав историю напарника, я не смог отказаться, поэтому тянул лямку за нас обоих. Так что на мой хребет легли все тяжелые задачи, а именно: ломовая долбежка и затаскивание крупных кусков в установленный на полозья короб.

Но по-другому поступить с тридцативосьмилетним преподавателем математики из Минска я не мог…

Жизнь Авдеича сломалась внезапно и жестоко даже по местным, далеким от гуманизма временам. Его брату-микробиологу, месяцами не вылезавшему из лаборатории, родственники из Польши по доброте душевной прислали в подарок на день рождения микроскоп. Увы, страшно опасный для существования СССР прибор не прошел мимо бдительных чекистов. Брата споро расстреляли за шпионаж, Авдеича с восемнадцатилетней дочкой отправили на три года перевоспитываться в Кемь, жену – в Вишеру.

Поначалу бывший математик устроился сносно – счетоводом на лесной командировке, километрах в двадцати от Попова острова. Хоть приходилось не вылезать сутками из-за стола, зато в тепле.

Дочка же попала в прачки, но долго просуществовать в аду Кемперпункта не смогла – слегла от дизентерии. Ее коллеги – скорее всего, воровки или проститутки – совершили маленький подвиг: рискнули передать весточку Авдеичу.

Он, разумеется, кинулся к начальнику, молил отпустить хоть на день помочь или хоть попрощаться, но получил чудовищный ответ: «Не позволю из-за всякой… социалистическую отчетность срывать!»

Что оставалось делать?