Квадратное время

Выдача многопоточная, как в «Макдоналдсе» – свое окно для каждой роты. Назвал фамилию, и упитанный боров в белом колпаке и фартуке черкнул пометочку в журнале, тут же булькнул пол-литра баланды в подставленную миску, шмякнул каши в тарелку – следующий! Кипяток из ведерных чайников без ограничений. Места где присесть хватает: огромный зал – а центрокухня на самом деле больше похожа на зал по площади – хоть невысокий и темный, но при этом чистый и теплый… По крайней мере, еда не замерзает. Длинные узкие столы и скамьи из оструганных досок как зубья расчески тянутся к центральному проходу от стен, увешанных лозунгами вперемешку с наивными портретами Ленина, Маркса, Розы Люксембург и прочих персонажей коммунистического бестиария.

Постоянных мест ни у кого нет, но тем лучше: в условиях сенсорного голода наблюдать за процессом поглощения пищи в исполнении разных людей – примерно то же самое, что смотреть телевизор. «Программы» – в ассортименте. Понятно, не все одинаково интересны, но сориентироваться не так и сложно.

Для начала каторжане делятся на две большие и враждебные друг другу партии: «живоглоты» и «фаршмачники». Первых заметно больше, их философия примитивна и скучна: нечего себя травить видом чужой еды, поел – побежал. Для ускорения процесса они не чураются кощунства – с крестьянской точки зрения – крошат хлеб кусочками в баланду, превращая ее тем самым в сравнительно пристойный суп.

Зато их антагонисты организуют масштабные реалити-шоу. Они ни в коем случае не торопятся: один жидовку{113} сперва выпьет через край, потом кусочком хлеба гущину выберет досуха, другой миску разбавит кипятком, чтоб побольше было, а третий и вовсе смотрит на баланду, но ложкой хлебает кипяток из котелка, а уж после принимается за «суп» – такой перфоманс называется «вприглядку».

С хлебом еще веселее…

Любят арестанты разложить все по кусочкам или скатать из мякиша шарики, оставив корочку вытереть тарелку из-под каши. Некоторые идут еще дальше: они умудряются разломить невеликую пайку на две части, одну половину, тщательно завернув в тряпочку, убирают подальше, а оставшуюся смакуют с кипятком. Добьют до крошечки, посидят, подумают, потом лезут, выворачивают из лоскутков остаток, опять делят его на две равные части… И так раза три-четыре подряд.

Кто-то, впрочем, наверняка наблюдает и за мной. Но это не повод голодать!

Я разломал на небольшие кусочки и запарил мерзлую ламинарию. Не сказать, что настой имел приятный вкус, но тут главное – во что-нибудь верить, тем более что витамины и микроэлементы всяко полезнее молитвы о ниспослании благодати. Дополнительный бонус – больше пары глотков не выпьешь. Я твердо помнил советы диетологов будущего в стиле «пейте больше воды» для похудения, поэтому действовал строго наоборот.

Не торопясь, выбивая зубами из пищи всю прану, я съел баланду с покрошенным в нее хлебом. Так заметно вкуснее, чем царапать зубами черствые, а часто и подмороженные куски. Затем выловил деревянной, собственноручно выстроганной ложкой водоросли и аккуратно перемешал их с пшенкой. И лишь после этого обратил внимание на примолкший гул разговоров.

И было отчего…

В кои-то веки центрокухню посетил настоящий краском с воли!

Серая, ощутимо потасканная шинель с грязно-красными «разговорами»{114}, обмятая до белизны кожа ремней портупеи и кобуры, в петлицах короткая строчка из двух кубиков…

Из «тюремных университетов» я уже знал, что это примерно соответствует лейтенанту. Но при этом гость не молод, лет сорока, худощавая высокая фигура, обветренные скулы за белыми от мороза кругами очков…

Что же он забыл в гнилой дыре Кемперпункта?

Тут из-за спины новоприбывшего показался родной рукраб, и ситуация мне резко разонравилась: он явно кого-то выискивал. Всего через несколько тяжелых ударов сердца его взгляд остановился на мне.

Су-у-у-ки! Кто сдал, за что? Громкие разговоры с Авдеичем? Мыслепреступление по Джорджу нашему Оруэллу?

Буду держаться до последнего и все отрицать!

Но – стоп! Не надо лишней паники. Любому местному начальнику достаточно пошевелить пальцем, чтобы вытащить меня к себе на правеж, он вправе арестовать, а то и вовсе даже не расстрелять, а пристрелить, как собаку. Для этого нет смысла переться в столовую.

Так что же ему от меня надо?!

Командир добрался до меня в несколько широких шагов.

– Обухов? – уточнил он, одновременно пытаясь дыханием отогреть линзы.

Поспешно вскочив, я с бравой тупостью брякнул в ответ:

– Так точно!

– Сиди уж, – небрежно отмахнулся пришедший.

Он, не чинясь, опустился на лавку напротив{115}, и я разглядел на петлицах шифровки – КГПУ. «Опять проклятая гэбня!» – промелькнула короткая мысль.

Пауза затянулась…

Нацепив на нос многострадальные очки, гражданин начальник близоруко и с какой-то странной радостью разглядывал приготовленное мной блюдо. Пальцы его широких рабочих рук отбивали на доске стола рваный ритм, медленно, но верно приближаясь к моей пище. Казалось, еще мгновение – и он схватит тарелку да убежит с ней прочь.