Квадратное время

Когда пальцы с траурной каймой под ногтями приблизились на несколько сантиметров, я не выдержал:

– Простые водоросли, вот, смотрите. – Я достал из кармана несколько оставшихся мороженых листиков. – Обычная ламинария, ее тут в море мегатонны.

– Однако как вовремя я зашел, – наконец-то выбрался из глубины своих мыслей странный чекист.

Его рука метнулась в карман, и на стол легла синяя с красной каймой коробка папирос «Наша марка»{116}. Я было приготовился выклянчить одну, но вместо этого услышал:

– Махнемся?

– О-го-го! – не смог удержаться сидящий рядом Авдеич.

– Конечно, – согласился я быстрее, чем понял идею собеседника. – Но на что?

– Да вот же. – Гражданин начальник ткнул пальцем в мою густо удобренную зеленью пшенку.

– С удовольствием! – Я едва не откинул от себя тарелку.

Еще бы!

Пачка – это двадцать пять штук папирос. Каждая – минимум осьмушка фунта хлеба, а то и четверть. Полновесный паек за два-три дня.

Ох, неужели хоть кому-то во всем СССР не лень читать сигналы с мест, в число которых наверняка попала стопочка доносов о блаженном зэке, на манер коровы жрущем траву «от цинги»?!

Неужели правда, что в мире нет такого преступления, на которое не пойдет чекист ради карьеры? В смысле, не в этой ли голове под шлемом темно-синего сукна крутнулась мысль, как половчее да втайне от дружков зацепиться за промфинплан борьбы с болезнями?

Между тем «покупатель» не просто потыкал в щедро сдобренную водорослями кашу пальцем, а вооружился собственной ложкой и принялся осторожно и старательно «принимать пищу».

С первым – понятно: привычка носить сей полезный инструмент всегда и везде с собой повальная, и не только у надзирателей – после трех дней в лагере так делают даже каторжане «из графьев». Но жрать арестантскую кашу рядом с зэками?!

Он что, умом тронулся? Вообразил себя мальчиком в крестьянской избе, где все по очереди черпают варево из одного котелка?{117}

Я украдкой огляделся и не увидел особого удивления на лицах соседей: кажется, пачка папирос ранила их души куда серьезнее.

Не прошло и пяти минут, как чекист поднял глаза от почти полностью съеденной порции.

– С непривычки тяжеловато идет, – пожаловался он. – Хоть помогает?

– Конечно. – Я с трудом сдержал усмешку. – После ломовой работы еще и не то съешь. Но от ламинарии реальная польза: и чувство сытости, и никакая цинга не привяжется.

– Рецепты сможешь рассказать?

– С удовольствием, – не стал отказываться я. – Хотя тут ничего придумывать не требуется. Вареная водоросль съедобнее, в сырой – витаминов больше, то есть от цинги помогать будет. Если уксуса добавить, а лучше масла – станет повкуснее, а то кому ни предложу – пробуют, но всерьез жрать зеленую дрянь отказываются. Возможно, они правы, не может быть в морской капусте много калор… питательных веществ. Однако точно не знаю почему, но чувство голода она отбивает великолепно.

– И все?

– Если добавить яиц, майонеза и крабового мяса, то классный салат получится, – зло пошутил я в ответ.

– Хорошо! – Гражданин начальник довольно хлопнул ладонями по столу, явно собираясь уходить. И на прощанье, как вежливый человек, поинтересовался: – А больше ничего не придумал полезного?

– Песню… Про офицера, – ляпнул я первое, что вывернулось на ум.

И тут же взвыл про себя от досады… Язык мой – враг мой!

Однако чекист только весело рассмеялся:

– Да тут их полным-полно, пригодится!

– Вообще-то скорее про красного, – проворчал я тихо.

Но гражданин начальник услышал. Он как-то странно, по-новому оглядел меня, на мгновение задумался и вдруг жестом подозвал рукраба, который болтался неподалеку неприкаянной тенью.

– Твоего Обухова я забираю до утра, подбери ему замену и оформи все как полагается. – И, повернувшись ко мне, подвел черту: – Пойдем… Кстати, меня Семен зовут.

Шуршит пламя за похожим на гигантскую бочку боком печи, на столе коптит горбатая свеча – маленький костер для лишних слов. Странная прихоть при наличии электрической лампочки… Свеча превращает основательно промерзшую, безликую, но вполне приличную комнату гэпэушного блока в полную вечерней сырости пещеру. Только длинные потеки смолы, просочившейся сквозь дурную серую краску стен, взблескивают в смягченном изморозью окна закатном огне…

Без шинели чекист Семен – в черном, отделанном тонкими кроваво-красными росчерками кантов кителе – кажется настоящим франтом с воли. Моя обносившаяся курточка выглядит ничуть не менее колоритно.

Плевать – позади добрая бутылка самогона, выделанного на кемперпунктовской пекарне, и здоровенная миска порезанного на куски ситного с рыбьим жиром.

Парадокс эпохи: ничего более съедобного под рукой у гражданина начальника не нашлось. Только приличный хлеб да бочонок шикарной соленой капусты в качестве закуски.

Остался в прошлом и мой оглушительный провал на стихоплетной ниве. Желание уязвить, вылезшее по злобе из-под спуда, основывалось исключительно на любимых отцом и поневоле вбитых в память песнях Талькова, точнее, на «бывшем подъесауле», который «преуспел в той войне и закончил ее на посту командарма».