Квадратное время

Несчастный отец ушел просто так, во мглу и холодный весенний дождь. Провидение хранило, не дало заплутать, отвело патрули, но оказалось бессильно перед потерявшими человеческий облик скотами…

Арестовали Авдеича прямо у дверей покойницкой, даже не позволили в последний раз посмотреть на дочь. Лупили свирепо: оборвали ухо, выбили глаз, сломали несколько ребер и размозжили ступню. Потом, как в насмешку, подлечили, добавили к оставшемуся году еще пять, заодно «порадовали» гибелью жены.

Так он потерял все дорогое, что у него только было на свете…

От пережитого мой напарник малость повредился рассудком, что совсем неудивительно, и теперь находился в странном состоянии полужизни. Общаясь про себя то с Богом, то с дьяволом, он медленно угасал – от самого нежелания существовать в данном пространственно-временном континууме. При этом старательно насыщал свой организм в иррациональном желании любой ценой не быть обузой в работе, хотя частенько срывался, пытался подсунуть мне свой хлеб или сахар.

И то и другое у него выходило одинаково плохо, но что-то изменить я был не в силах. Да и надеялся я – чего уж греха таить! – на свою хорошую физическую форму и легкую, но теплую одежду.

Повод пожалеть о содеянном представился быстро.

Полупудовый лом вытягивал калории из организма, как авианосец – деньги из госбюджета, уже через неделю моей единственной всепоглощающей проблемой стало вечнососущее чувство голода. Подмосковный батон являлся в воображении и захватывал все мысли днем, кошмары супермаркетных фудкортов преследовали ночью, котлового довольствия категорически не хватало для восполнения энергозатрат организма.

Авдеич пытался выправить продуктовый кризис за счет вытащенной из мусора дребедени. Окурки, огарки свечей, обноски, мятые кружки и впрямь имели ненулевую ценность, которой хватало на подачки раздатчикам. Дело хоть малое, но не лишнее – нам доставались куски хлеба посуше, черпак баланды с гущей, три положенные ложки каши выглядели как иные пять, а масло можно было различить без микроскопа.

Помогали ухищрения чудесно – примерно как мертвому припарки.

Ровно на десятый день я сорвался – сломленный недоеданием организм впал в сумрачное состояние и не вышел из оного, пока не сожрал тройную норму из полученного на очередную пятидневку пайка. Зато потом…

Трудно забыть охватившее меня липкое и тоскливое чувство сползания в бездну.

Вроде бы не сильно страшно, всего маленький шажочек, который можно отыграть назад толикой из заначенной махорки. Еще есть сила и резвость в несточенных дистрофией мышцах, лихорадочный блеск не затапливает глаза всякий раз при виде пищи. Кроме того, сейчас – после лихих расправ с контрой середины двадцатых – в Кемперпункте именно от голода не умирают…

Каторжане, не сумевшие найти свое место в жизни, скользят в смертельную воронку медленно. Сначала они выменивают на еду всю одежду и остаются в жалком рубище. Затем переходят в разряд пеллагриков{108}. Далее возможны варианты…

Во-первых, относительно безболезненно околеть, присев ненадолго передохнуть за штабелем бревен. Во-вторых, заболеть чем-нибудь простым, но вполне надежно сводящим в могилу, например – бронхитом{109}. И, в-третьих, растянуть мучение на месяцы, а то и годы, довольствуясь фунтовым пайком и поиском объедков в мусоре.

Последнее – самое страшное.

Хорошо хоть нам с Авдеичем почти не приходится сталкиваться с помоечниками – они караулят «свеженькое», мы же разбираем полностью заполненные ящики. Но от неприятного соседства опасность самого крошечного шага по анизотропному шоссе истощения казалась еще более нестерпимой.

Возможно, поэтому ночью мне вместо скворчащего, сочащегося маслом круга украинских колбасок и большой кружки полевского «Жигулевского» приснился темно-зеленый, почти бурый обрывок водоросли, проступивший на сколе куска льда. Привычное зрелище – занятые на общих работах арестанты таскают лед к баракам, как будущую воду для умывания. Вот только в отличие от реальности листок играл красками полиграфии на пирамиде консервных банок салата из морской капусты!

В сытом будущем я как-то польстился рекламой, превозносящей до небес богатство белков и микроэлементов в этом продукте. Купил, попробовал и тут же выкинул, с трудом сдержав тошноту.

Но здесь вам не там!

С самого раннего утра я занялся поиском «даров моря». Поначалу хотел заинтересовать кого-нибудь из начальников, но после пары бесед с соседями дело вышло до смешного простым. Оказалось, ламинария добывается в Кеми, Соловках и вообще по всему побережью Белого моря вполне в промышленных объемах, только не на еду, а для переработки в йод на заводике, специально устроенном в Архангельске в незапамятные времена{110}.

Так как техпроцесс там построен на сжигании водорослей, то закупают их исключительно в сухом виде, вынуждая добытчиков строить простейшие навесы и развешивать под ними урожай, скошенный специальным тралом на глубине в пару-тройку метров.