Квадратное время

С наслаждением – впервые за два последних года! – я отмылся горячей водой с белым мылом. С немалыми мучениями и порезами, но все же уничтожил бороду и усы одолженным ретростанком Gillette со сменными пластинками-лезвиями – оказывается, тут это совсем не редкость в отличие от Советского Союза. Выстирал белье и в виде отдаленно похожем на человеческий стал ждать развития событий.

Скоро в предбанник вошел какой-то благодушный финн в ярко-желтых кожаных сапогах, потрепал меня по плечу, весело улыбнулся и пригласил жестом за собой.

«Небось отведут в местную КПЗ… – мелькнуло у меня в голове. – Только почему без вещей?»

Между тем на заставе дело явно шло к ужину.

Невдалеке, на веранде уютного домика начальника охраны, стоял укрытый полотняной скатертью стол, в центре которого исходил паром огромный открытый пирог из мелкой рыбы. Рядом под расшитым вручную полотенцем томилась кастрюля с каким-то варевом, на деревянной тарелке высилась стопка блинов или больших лепешек. С краю притулилась пара кувшинов с молоком и какие-то мелочи.

Простенько по меркам двадцать первого века, но, черт возьми, после трех последних дней, которые пришлось провести в буквальном смысле на подножном корме, я был бы рад любому сухарю. Увы, пока мне оставалось лишь отвернуться, чтобы не травить лишний раз душу.

К моему несказанному удивлению, меня провели именно к этому столу и любезно пригласили сесть. Наверное, хозяева догадывались, как опасно оставлять человека из леса рядом с едой, поэтому буквально через несколько минут за трапезой собралась вся застава, то есть полтора десятка мужчин, женщин и детей.

Все улыбались мне, пожимали руку, говорили по большей части непонятные, но явно доброжелательные слова, и никто не намекнул ни интонацией, ни движением, что я – зэка, неизвестный подозрительный беглец, может быть – преступник{192}.

Признаться, ровно до сей поры у меня в голове гнездился страх, что продержат денек-другой, дождутся злой директивы от начальства да погонят под прицелом обратно к границе – сбагрить мою ни разу не ценную персону советским коллегам на расправу. Если не проще – бездонных болот в Карелии хватает и по эту сторону границы. Даже прикидывал чрезвычайный план объяснения или сопротивления.

Но тут за столом я окончательно и бесповоротно понял – не выдадут!

Наверное, мне следовало преисполниться радостью, толкнуть полную пафоса речь, вытереть скупую мужскую слезу с уголка глаза или сделать еще что-нибудь киношное…

Вместо этого в сознании отложилась некая пустота. Как у художника, который успешно и в срок завершил тяжелую и даже опасную роспись купола огромного храма. Позади этап длинной работы. Вот только стены… Они все еще стыдливо белеют обнаженной штукатуркой. И каждую предстоит превратить в такое же сложное и законченное творение души и разума.

Получится ли? По силам ли задача? Смогу ли я отдать свой долг?!

Тем временем хозяйка успела налить каждому в тарелку густого рыбного супа со сливками.

«Обо всем этом я подумаю завтра! – Вооружаясь ложкой и укрепив силу воли для поддержания человеческой скорости потребления пищи, я отбросил прочь все сомнения ради страшно простого и в то же время куда более актуального вопроса: – Интересно, как тут насчет добавки?»

Глава 9 Хождение по мукам

Хельсинки, лето 1928 года

(24 месяца до рождения нового мира)

– Could I have the final straw?[8] – с гипертрофированной вежливостью на английском поинтересовался я.

– Биереги твоего виерблюда, – засмеялся коренастый грузчик-швед{193}, подталкивая мне на спину последний мешок.

Нашелся же юморист на мою голову…

Но грех жаловаться всерьез, лингвистическое разнообразие среди рабочих в порту Хельсинки очень удобно, а уж в «Артели русских грузчиков»{194} – тем более. Пусть от славы тружеников-интеллигентов через шесть лет после основания осталось лишь название, но тут порой плохонько, но говорят на трех-четырех языках.

Пользуясь такой возможностью, кроме естественного русского я старался придерживаться одного лишь английского, уверяя всех встречных-поперечных о великой мечте – перебраться в Штаты. Знание же немецкого и французского на всякий случай скрывал.

Хорошо и другое: контейнеры пока не изобрели, поэтому заказов нам хватает с лихвой. И платят в общем-то неплохо: три финские марки в час, что составляет при пересчете через золото пятнадцать французских франков или американский доллар с центами{195}.

Таскать мешки, ящики и бочки позволено сколько угодно долго, поэтому привычные лагерные двенадцать-тринадцать часов работы в удачный день дают более тридцатки на руки. Невеликое состояние, однако такой уровень, хотя и без излишеств, позволяет жить не только одинокому парню, но и молодой семье.