Квадратное время

Следующим под руку подвернулся сборник стихов, я открыл его на случайной странице и негромко пробормотал первое, что попалось на глаза:

Молчанье хитрое смҍется,
Они мои, они во мнҍ
Пускай умрутъ въ моем колодцҍ,
На самомъ днҍ, на самомъ днҍ…

– Ох, только не это! – Я невольно поморщился, брезгливо пристраивая томик обратно на полку.

Изложенное высоким штилем нагромождение тупой эмигрантской тоски{252} отчаянно царапало глаза ятями.

– Так плохо? – на совершенно правильном русском, но вместе с тем как-то очень мягко поинтересовался интеллигентный господин. По его лицу блуждала грустная, немного насмешливая улыбка.

И как только я умудрился не заметить, что кто-то подошел совсем близко?

– Простите… – начал я и осекся. Уж слишком примечательное название имела книга, раскрытая в руках моего невольного собеседника, – «Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков»! Поэтому вместо дежурных извинений я выпалил: – Нельзя ли мне посмотреть вашу книгу поближе?!

– Вам так близка эта тема? – Господин на секунду замер, очевидно прикидывая, как лучше ответить на подобную грубость, но все же протянул требуемое.

– Безусловно! Прошу великодушно меня извинить. – Я запоздало вспомнил о правилах приличия. – Мне удалось бежать из концлагеря в Кеми всего несколько месяцев назад!

– Вот как?! Знаете ли, молодой человек, мне тоже случилось побывать в тех краях, да не по своей воле! Двух лет не прошло. Ах да, позвольте представиться: Борис Леонидович Седерхольм, прошу, как говорится, любить и жаловать.

– Обухов, Алексей, – торопливо пробормотал я. – Вы тоже смогли бежать из Кемперпункта?!

– Нет, разумеется, нет, – тихо рассмеялся мой новый собеседник. – Староват уже для таких подвигов. За меня, как финского подданного, вступилось правительство, друзья из посольства подсобили опять же… Чуда пришлось ждать два года, сперва в Бутырке, а потом на Соловках. На последнем пароходе выскользнуть успел, перед зимовкой уж с жизнью прощался. Знаете, я ведь целую книгу воспоминаний написал об этом, только недавно передал рукопись в парижское издательство.

– Но как же большевики до вас в Финляндии добрались? – опешил я.

– Так я сам приехал в Москву, пытался продать аргентинский красный Cronn, то есть дубильные экстракты из квебрахо от компании Villa Guillemina. Поначалу все хорошо шло, на Красина удачно вышел, и мы договорились с кожевенным синдикатом о крупной партии. Потом что-то разладилось у дипломатов в Южной Америке с официальным признанием Советов, в отместку или от обиды большевики все коммерческие отношения с ними разорвали, мне же начали тянуть с выдачей разрешения на выезд. Признаться, сперва я полагал, что они опомнятся, ведь столько шкур гниет. Однако не прошло и месяца, как чекисты сумели придумать глупый повод и меня арестовали.

– Умеют, гады! – Я невольно вспомнил иностранноподданных соседей по камере в Шпалерке.

– Вы, случайно, не вместе с господином Бессоновым бежали? – Борис Леонидович указал на книжку, которую я все еще держал в руках.

– Так он еще и не один умудрился вырваться из этого ада?!

– Ушли оружными, впятером.

– Молодцы какие, целой командой, – произнес я с завистью. – Мне же пришлось в одиночку, вы же знаете, что в лагере никому нельзя и слово доверить!

– Очевидно, Бессонову с друзьями повезло, но я успел бегло просмотреть лишь пару страниц ближе к концу.

– Прошу прощения. – Я с неохотой вернул ему книгу, надеясь, впрочем, на ответную вежливость. – Сегодня же закажу экземпляр для себя!

– Ох, мне совсем не сложно одолжить ее вам для чтения, – не обманул моих ожиданий Борис Леонидович. – Так будет быстрее.

«И куда дешевле…» – отметил я про себя.

– Хоть сегодня. – Его глаза за стеклами пенсне подозрительно блеснули. – Но у меня небольшое условие.

– Разумеется, все, что в моих силах!

– Вы сейчас же расскажете мне свою одиссею!

– С превеликим удовольствием. Но мне никак не справиться со столь трудной задачей на голодный желудок.

Ужинали в уже почти позабытом мной «Belle vue», цены в нем, увы, совсем не по карману портовому грузчику. Однако если приглашают, отказываться грех – шикарная кухня и неплохой бренди, что еще нужно двум русским, чтобы скоротать вечер?

Поначалу я боялся повторения истории с ровсовцем Ларионовым, оказалось – совершенно напрасно. Борис Леонидович показал себя исключительно деликатным собеседником: он не питал особой ненависти к большевикам, скорее – искренне удивлялся их бестолковости, не строил планов мести, тем более не пытался загнать меня в логическую ловушку. Мои приключения интересовали его примерно как чтение авантюрного романа.

Неудивительно, что продолжение беседы вышло литературным.