Устранение депутата Чистоплюева, как выходило из слов "архангела", было только первым шагом в предполагаемой многоходовой комбинации Шахтера и компании. Своеобразным катализатором, спровоцирующим, видимо, изрядный скандал, который будут усиленно подогревать. И личность Чистоплюева была выбрана не случайно. Решающую роль в этом сыграло довольно близкое знакомство потенциального кандидата в покойники с ныне здравствующим на посту генеральным прокурором РФ. Под которого в сущности и отрывали яму веселые приятели горняка-стахановца. Для чего вдруг Гурфинкелю понадобилось свободным проклятое прокурорское кресло, Миша не стал даже и выяснять. Не их ума это дело, да и мотивы Шахтера в раскладе были посторонними. Но существенным было то обстоятельство, отчасти угаданное на кофейной гуще, но не менее от этого достоверное, что, после насильственной смерти Чистоплюева, у него непременно должны были обнаружиться сильно воняющие, гадостные компроматы на дружка-прокурора.
Далее сценарий мог иметь два вероятных пути развития. Или наиглавнейший прокурор страны устрашится, что мало вероятно, или просто плюнет на все слюной, да и уйдет с поста, что тоже не исключено, слава богу на улице не останется и с голоду не помрет, а хлопот меньше. Но в конце концов, при первом варианте прокурорский трон освободится хоть и шумно, но безболезненно. Но если действие станет развиваться по второму пути, и высокопоставленный дядя пойдет на принцип! Тогда наиболее вероятной козырной картой может быть обвинение самого генерального в организации убийства нежелательного очевидца или даже шантажиста. Сегодня лучшие друзья, а назавтра табунок свидетелей во все глотки подтвердит, что и не друзья уж вовсе, а враги, и между черная кошка пробежала. И вот тогда генеральная прокурорская личность будет землю тренированным носом рыть, чтобы подозрения от себя отвести, и убийц дорого и любимого депутата Чистоплюева на чистую воду вывести. Вот такой у Миши получился каламбур.
– А в распоряжении у него не доморощенные братки и авторитеты. Уж если натравит, то хорошо если только Петровку, а может и кого еще похуже. У нашего клиента тоже своя партия имеется, и просто так нужного человечка она не отдаст.
– То есть все упирается в потенциальную вшивость Гурфинкеля, – подытожил сообразительный Макс, – сдаст он или не сдаст, если вдруг совсем кисло ему с дружками придется.
– Да, в такой игре можно и джокера скинуть, чтобы шкуру недырявой сохранить, – подтвердил вывод "архангел".
– А нам-то что! Ну и свернемся. Ментам нас не достать. Набегаются – не догонят. Да и мой фонд остается, – возразила Ирена.
– Как у тебя хитро все получается! Мы – в бега, а ты – в Москве жировать. То есть плевать на общину, на всех нас. Только мне что-то в бега не охота. Мне и здесь неплохо. И остальным тоже столица пока не надоела, – "архангел" обвел присутствующих тяжелым, вопрошающим взглядом, словно ища у них поддержки. Он ее и получил, безмолвную, но выразительную. И тогда нехорошо и свирепо посмотрел на мадам, – Да и не выйдет у тебя с фондом. Не надейся. Во-первых, если что, то и до тебя доберутся, не отбрешешься. А прикрыть будет некому. Во-вторых, денежки для твоих искусствоведов идут через мои руки, и, стало быть, ключик к ним – у меня. Сколько баксов будет на твоем счету, когда мы свалим отсюда?
Мадам потемнела лицо, сообразив, что сказала лишнее и опасное. Но тут же попыталась отыграть назад.
– Мишаня, если ты лично меня ненавидишь, то это не значит, что непременно надо искать в моих словах второе дно, – начала отходную мадам, – все же, кроме тебя понимают, что я имела в виду крайний вариант. На самый плохой случай. В том смысле, что безвыходных ситуаций не бывает.
– Ну, в общем, Ирена где-то права, – встрял тут же и Макс, – но только сейчас не время думать о том, как в случае чего сматывать удочки. Надо думать, как нам рыбку съесть и никуда при этом не влезть.
В кабинете Балашинского на время повисло задумчивое молчание. Ян Владиславович его первым же и нарушил.
– Вот что я вам скажу. В договоре с Гурфинкелем все же есть одно слабое звено.
Совет мгновенно навострил уши. Каждый знал, что хозяин вступает со своей скрипкой, только когда самодеятельность братьев заходит в тупик и готово пасовать перед препятствием. А если Балашинский начинает петь соло, то остается только изумляться, держа рот открытым, и слушать, и учиться, учиться, учиться.
Ян Владиславович тем временем продолжал развивать свою мысль:
– Нам дали заказ убрать, то есть живого Чистоплюева превратить в мертвого. Но нигде не было сказано, что это должно быть безусловное убийство. Со стрельбой, взрывами и насилием.
– То есть, Вы хотите сказать…, – непроизвольно перебил хозяина озаренный догадкой "архангел".
– То есть я хочу сказать, что депутата можно… ну, хотя бы тихо отравить. Результат тот же, а правды доискаться будет трудней. Да и глаза отвести не сложно.