Квантор существования

Наступил уже и вечер. За ним своим порядком пришла и ночь. Надежда Антоновна уже несколько часов никак не могла заснуть, но лежала тихо, как мышка, не ерзая и не переворачиваясь от бессонницы волчком с бока на бок. Телефонный звонок все не шел у нее из головы. Надежда Антоновна могла и была готова поверить во многое. В переставшие ходить на маршруте троллейбусы, в потерянные случайно, а не украденные, деньги и вещи, в забывчивых учителей и в заболевших подруг. Но никогда и ни за что ее единственная дочка не стала бы так волноваться, бледнеть и заикаться в телефонную трубку из-за каких-то компьютерных часов. Ведь Машенька держала себя в руках и даже ни разу не заплакала, когда узнала, что Александр Данилович, родной отец, навсегда уезжает в заокеанскую эмиграцию. А ведь любила она отца. Очень любила, и был его отъезд для Машеньки нешуточным ударом. Надежда Антоновна это знала наверняка. Хотя Маша никогда ей об этом не говорила. Но так радовалась каждой встрече с ним, хотя и пыталась скрывать свои чувства от матери. И ничего, не плакала и не убивалась горем. Пережила и приняла отцовский отъезд, хотя была еще совсем ребенком. И тогда, и всегда, как помнила Надежда Антоновна, дочь ее отличалась удивительным, не по годам, самообладанием. И чтобы прийти в такое смятение из-за звонка куратора и дурацких компьютеров! Для ее Машеньки это было невозможным и невообразимым.

Объяснений у мающейся без сна Надежды Антоновны было два. Одно утешительное, второе кошмарное. Конечно, сама она, человек от суровой физико-математической науки далекий, и может до конца не понимать важность этих проклятущих, компьютерных часов. Может, для Машеньки компьютерные часы сейчас самое главное в жизни и без них наступит настоящая катастрофа в учебе. Может, Машенька делала на этом компьютере что-то очень важное, хотя бы для нее самой, и хотела отличиться, а теперь ее планы рухнули. Может, все может. И этот первый вариант Надежде Антоновне установить и проверить будет легко. И если все дело в злополучных часах, то, так и быть, бог с ними с деньгами на черный день. Купит она Маше компьютер, самый лучший, какой только позволят средства.

Но, если причина Машенькиного беспокойства никак с компьютерами не связана, то вывод оставался только один, и холодящий сердце. Звонил не куратор, а кто-то совсем другой. Кто и зачем? Этот-то вопрос и не давал спокойно заснуть Надежде Антоновне. Кто-то из преподавателей давал нагоняй дочери за плохою успеваемость? Но университет ведь не школа. Тут родителей не вызывают и о студентах особенно не беспокоятся. Хочешь – учись, не хочешь – иди на все четыре стороны. Никто не держит и не уговаривает. Тем более что убираясь на Машином письменном столе, Надежда Антоновна нет-нет, а и сунет нос в толстенные тетради и набросанные без порядка, исписанные листы бумаги. Может мать и не поймет ни слова из написанного, но поставленную красным жирным фломастером пятерку или стремительно выведенное "отлично!" распознать сможет. И в журнале лабораторных занятий и на отдельных листках с контрольными работами выведены почти одни красные цифры "пять". Значит, нет никаких проблем и неудач в учебе.

Думала Надежда Антоновна и о сердечном увлечении. И новая обстановка, и умные ребята-ровесники, и опять же возраст у дочери для первой серьезной любви самый подходящий. Однако, было и существенное "но". Она, хоть и строгая мать, но все же не зверь, и Маша это знает. И, если приглянулась какому-то мальчику, а он ей, то давно бы все рассказала и познакомила, и с маминого разрешения привела бы в дом. И ничего удивительного и сверхъестественного тут нет. И Маша не постеснялась бы познакомить приличного, понравившегося ей паренька с мамой. Нет в ней ложного и глупого стыда, она разумная и серьезная девочка. Значит – мальчик не приличный. Или не мальчик вообще. Дальше и додумывать не хотелось. Но и сидеть сложа руки тоже нельзя. Придется Надежде Антоновне потихоньку выяснять все самой, пока с дочерью не стряслось уже настоящей, не надуманной, беды. Впервые в их совместной жизни она не решилась спросить Машеньку напрямую, побоялась спугнуть, заставить уйти в подполье. Рассчитывать Надежда Антоновна могла только на себя и свое чутье. Что нисколько ее не успокоило.

А Маша уже успела и отойти впечатлениями от звонка, и сны видела ангельские и блаженные, какие бывают только на пороге некоего неосознанного перехода из несведущего детства в искательную юность. Даже в сумраке без образных сновидений была она вся полет в завтра, в долгожданную встречу. От ночи требовалось лишь одно – пролететь незаметно и невидимо во времени.