Квантовая ночь

Менно хотел покачать головой, но не смог: привязной ремень оставался на месте. И всё же какое облегчение – больше не чувствовать себя виноватым! После стольких лет! В сущности…

Он снова услышал голос Марчука; и голос Виктории тоже, но именно голос Марчука безмерно его раздражал. Не своим тоном – да, да, у него довольно приятный голос, – а самим фактом своего существования. Почему он до сих пор жив? Проклятый урод выдавил ему глаза! Он должен за это заплатить!

* * *

Когда дело доходит до драки, бей первым. Этот урок маленький Владимир усвоил ещё в песочнице; этот же урок он преподал тем скотам на Украине.

Код запуска состоит из двух частей: сначала ежедневное кодовое слово, плюс обычная русская фраза, позволяющая анализатору голоса подтвердить идентичность говорящего, а затем двенадцатизначная последовательность букв и цифр, которую министр обороны уже передал ему в пластиковом контейнере.

Путин склонился к микрофону на изогнутой ножке, похожей на шею чёрного лебедя.

– Говорит президент. Слово дня: «балансирование»; код авторизации следующий… – Он вскрыл контейнер, в котором оказалась жёлтая пластиковая карта со строкой выдавленных на ней красных символов.

Путин прочитал первые три символа – две буквы и цифру – и после этого…

…вдруг подумал о дочерях – Марии и Екатерине…

Он произнёс следующие два символа: цифру и букву.

Мария осенью собиралась родить первенца.

Ещё буква. И ещё.

Он замолчал. Задумался.

– Президент? – сказал министр обороны. – Президент?

Последствия будут огромные. Гигантские. Американцы – как и китайцы и северные корейцы – не могут не ответить.

– Владимир Владимирович, с вами всё в порядке?

И в конечном итоге какая от этого будет польза?

– Они ждут последней цифры. – Министр подался вперёд, взглянул на карточку. – Это девятка.

Путин скривился; он и сам прекрасно это видел.

– Президент?

Но он открыл рот и произнёс:

– Нет.

– Простите?

– Нет, – повторил Путин. И следом слова, которые он не помнил, чтобы произносил когда-либо в своей жизни. – Я передумал. Я не буду этого делать.

* * *

Девин Беккер, как и бо́льшую часть времени с момента оглашения приговора, сидел на краю койки в своей камере в тюрьме штата Джорджия, закрыв лицо руками. Он был зол на присяжных, на судью и на эту сучку – окружного прокурора, но больше всего на собственного адвоката и того хренова эксперта-канака. О чём они вообще думали, ставя на него клеймо психопата! Да, да, в тюрьме Саванны всё получилось малость грубовато, но, чёрт возьми, заключённые сами напросились. Это их нужно было послать в камеру смертников, не его… ну, кроме того поганца, которого он утопил в унитазе; он, очевидно, здесь оказаться никак не мог. Но всё равно.

И кроме того, это ведь по большей части была вина других охранников. Девин просто предположил, что им стоит преподать заключённым урок; эти безмозглые тупицы не обязаны были ничего делать!

И тогда…

Однако тогда…

Именно тогда…

Девин ощутил, как его омывает какая-то волна… он не знал, волна чего, но мысль, которая у него появилась, была совершенно ясна, хотя и нова для него: «Может быть, мне не следовало этого делать».

И пару секунд спустя: «То есть я не должен был, я бы не…»

И после этого: «О чём я думаю?»

И самая простая из всех и при этом такая новая и странная: «Почему?»

Почему это?.. Было это?.. Это так вот выглядит сожаление? Утверждая решение присяжных, судья-джап сказал: «Мистер Беккер не выказал ни малейших признаков раскаяния в своих отвратительных преступлениях». Но сейчас…

Сейчас…

Девин глубоко вдохнул. Воздух здесь всегда нехорош: слишком жаркий, слишком влажный, воняющий испражнениями, мочой и пропотевшей одеждой. И всё же он всегда вдыхал его без труда, однако сейчас поток застрял у него в горле, и его грудь содрогнулась.

И снова ещё один глоток зловонного тюремного воздуха, ещё одно сотрясение грудной клетки; плечи приподнялись и снова опустились.

А потом – самое удивительное: костяшки пальцев, которыми он подпирал щёки, внезапно стали влажными.

* * *

Лицом в… траве?

Упереться, встать. Повернуться всем телом.

Там: полицейский, который держит в руках… электрошокер? Коп смотрит на объект, его глаза выпучены, рот удивлённо раскрыт, потом роняет устройство и идёт, сокращая дистанцию.

– Мэм, мне очень жаль, но вы не должны были убегать.

Колени подламываются; нужно на что-то опереться. Тело поворачивается, открывая взгляду вид на других, рассыпанных по широкой лужайке; они движутся беспорядочно, словно спугнутая стая…

* * *