Квантовая ночь

Девятнадцатое февраля. Понедельник, девятнадцатое февраля. Первый рабочий день Недели чтения – или, как её называли мои менее увлечённые учёбой друзья, Лыжной недели: то время учебного года во всех канадских университетах, когда занятия не проводятся, чтобы дать студентам возможность наверстать упущенное. Да, если бы я хотел удалить опухоль, я бы устроил так, чтобы сделать это во время поездки к родителям в Калгари. О боже.

Я снова посмотрел на Менно:

– Что ты со мной сделал…

– Мне очень, очень жаль. Я правда пытался помочь.

Я задумался, облокотившись на дверь офиса.

– Эта штука с внутренним голосом – вернее, с отсутствием внутреннего голоса, – ты о ней что-нибудь публиковал?

Менно покачал головой:

– Как я сказал, весь наш проект был засекречен. И когда Дом уехал в Штаты… ну, это ведь на самом деле был его проект.

– Ты сделал важнейшее открытие – что философские зомби существуют! – и молчал о нём все эти годы?

– Я должен был молчать, – ответил Менно. – Я меннонит.

– И что? – сказал я. – Идея человека без внутреннего мира как-то противоречит твоим религиозным верованиям?

– Что? Нет, нет. Ну, то есть да, полагаю, так и есть – где же тогда душа и всё такое, – но я говорю не об этом. Меннониты – пацифисты. Я не мог рассказать военным о том, что мы обнаружили. Господи, ты только представь себе, что бы они сделали, если б узнали! Пушечное мясо в самом буквальном смысле. Они бы использовали наш метод, чтобы узнать, из каких солдат получатся самые лучшие бездумные автоматы. Я должен был похоронить это открытие настолько глубоко, насколько было в моих силах.

Его слова ошеломили меня.

– Ты думаешь, эф-зэ бездумно послушны?

– Я знаю это – потому что, пока я не начал возиться с твоей амигдалой, ты сам был таким. Я был поражён, когда Дому удалось уговорить тебя продолжить участвовать в экспериментах. Я считал, что ты нас видеть больше не захочешь, но дядька в белом халате что-то тебе сказал, и – бум! – да, сэр, как пожелаете, сэр, без проблем, сэр. Философские зомби – не лидеры, они последователи. Сами они ничего не хотят. Боб Алтемейер, вероятно, идентифицировал эф-зэ в ходе исследований авторитарных последователей, и Стэнли Милгрэм практически наверняка идентифицировал их в 1961-м в своих экспериментах с подчинением авторитету. Разумеется, эф-зэ ударит кого-нибудь током просто потому, что ему сказали это сделать: у них нет внутреннего голоса, который бы возразил против этого. Слава богу, твой внутренний голос вернулся.

– То есть нет вреда – нет вины, да? Всё случилось ко всеобщему удовольствию? Ты украл у меня полгода жизни!

Я ожидал какого-то протеста; не важно, насколько справедливы обвинения, большинство людей рефлекторно пытаются оправдаться. Но Менно лишь сидел, а потом, после долгого молчания, снял очки, положил их на стол и посмотрел на меня.

Своими мёртвыми стеклянными глазами.

– Я ужасно переживал из-за того, что стало с тобой, Джим. Ты не представляешь, как сильно меня это грызло. И как психолог я знал всё об индикаторах, признаках – о противоестественном спокойствии, что овладевает человеком после того, как решение принято. Когда я принял своё решение, я сразу узнал его; несмотря ни на что, оно казалось мне верным.

Его глаза всегда смотрели строго вперёд – он не мог ими двигать. И он смотрел на меня, по крайней мере сидел лицом ко мне, и хотя он моргал в обычном темпе, его взгляд не отклонялся ни на йоту. Хоть я и знал, что он не может ничего видеть сквозь эти стеклянные сферы, это нервировало даже больше, чем змеиный взгляд психопата.

– Ты думаешь, это легко – жить с тем, что сотворил? С тем, что сам сотворил? – Он покачал головой; слепой взгляд заметался, словно лучи спаренных прожекторов. – Это мучило меня. Я не мог спать; не мог… ты понимаешь. – Он помолчал. – Однажды вечером я поехал в Дофин[48] – долгая поездка по практически пустому шоссе. По бокам дороги росли деревья, как я и ожидал, но – и это безумно расстраивало – практически саженцы, молодые вязы. Мне хотелось чего-то массивного, чтобы я был уверен, что оно не сломается. А потом я их увидел – целую рощу. Я повернул машину в самую гущу и вжал педаль в пол. И в общем… – Его рука круговым движением обвела лицо. – Вот это. – Он слегка пожал плечами. – Я не на такой результат надеялся, и поверь мне, это ужасно – быть слепым все эти годы. – Стеклянные сферы снова обратились ко мне, и я смотрел в них так долго, как только смог. – Джим, я не могу исправить то, что сделал, но признай, что по крайней мере в какой-то степени я за это заплатил.

17

Я всё ещё был под впечатлением от откровений Менно, когда такси высадило меня у Канадского музея прав человека. Формой здание должно было напоминать голубиные крылья, охватывающие стеклянный шпиль, которое поднимается на сотню метров в небо, но мне оно казалось больше похожим на пончик, который Бог насадил на дорожный конус.