Квантовая теория недопоцелуев

– Нет, – говорю я, очнувшись. – И я это сделаю.

Анита кивает.

– Именно.

– Но как же Лео? По-моему, все идет не так хорошо, как могло бы. Порой кажется, что это тяжкий труд.

– Во-первых, Эви, я не выгоню тебя за дверь в конце нашего сеанса. Я хочу, чтобы ты начала думать об этом и чтобы мы вместе составили план. Поговорим о Лео на следующей неделе, если хочешь. Но в целом, тебе семнадцать. Ты будешь узнавать кое-что о парнях, но для этого тебе не нужен психотерапевт.

А потом время кончается. Я ухожу в некотором оцепенении. Анита считает, что со мной все хорошо. У нее медицинское образование, она десятки лет работала с людьми и знает обо мне абсолютно все – и думает, что со мной все хорошо. Слезы текут по лицу и капают на землю.

Какая-то прохожая бросает на меня взгляд.

– Все хорошо, солнышко? – спрашивает она. – Тебе нужна помощь?

Я широко ей улыбаюсь.

– Нет, – говорю я. – Со мной все в порядке.

Наверху, в своей комнате, я умываюсь и ложусь полежать до ужина с прохладным полотенцем на глазах. Завершение психотерапии, так долго бывшей частью моей жизни, – слишком масштабное событие, чтобы кому-нибудь об этом рассказывать. Особенно чтобы рассказывать всем. Я хочу пока сохранить это в секрете.

Я молчу и на ужине, и первый час в рекреации. Лео не давит: то ли думает, будто я волнуюсь из-за родителей, то ли поглощен своей работой. Мы все слегка отстаем.

Но я точно понимаю, что он недоволен мной, когда он, Калеб и я садимся за стол решать задачи по «частице в ящике», которые нам задал профессор Льюис. Мы втроем – в качестве признания наших способностей, достойных «Фронтира», – получили дополнительную домашку.

Лео почти не участвует в обсуждении задач и отвечает на прямые вопросы весьма немногословно. Калеб раздражен, потому что не понимает, что мы делаем. Потом раздражаюсь я, ведь до него не доходит, как бы я ни старалась, а Лео не помогает, пусть и объясняет гораздо лучше меня. И еще это мешает мне погрузиться в свои мысли, которые завладели мной после ухода от Аниты.

Я стою за спиной Калеба, положив руку ему на плечо, и черчу график в его тетради. Лео поднимает на нас взгляд и едко спрашивает:

– Может, хоть лучик света между вами оставишь, Эви? Вряд ли осмос поможет ему учиться.

Я чувствую, как плечи Калеба напрягаются под моей ладонью, но он откидывается на спинку стула.

– Не знаю. Сейчас у меня больше надежд на это, чем на то, что она тут рисует.

Лео глядит на Калеба с яростью.

– Если бы ты был внимательнее на уроке, а не полагался на ее ежедневные исправительные лабы по физике для тебя, ты бы уже закончил.

Алекса смотрит на меня из другого конца комнаты.

– Все нормально? – спрашивает она одними губами.

Я киваю. Я в ярости, но не собираюсь затевать ссору перед половиной нашего класса. Я убираю руку с плеча Калеба и возвращаюсь на место. Поворачиваюсь так, чтобы сесть лицом к Калебу и спиной к Лео.

– Ты до их пор думаешь об этом, как о бейсболе, – говорю я. – А надо думать в системе волновой функции.

Калеб запускает пальцы обеих рук в волосы, но прежде чем он успевает что-то ответить, Бекс, сидящая на диване за нами, бросает карандаш и восклицает:

– Зачем? Зачем вообще париться? И устраивать из-за этого ссоры? Какая от этого разница в реальном мире?

Мы все смотрим на нее с удивлением. У Бекс нет привычки подливать масла в огонь.

– Бекс? – спрашиваю я, будучи не в силах понять причину ее гнева. Похоже, он совсем не связан с тем, что происходит.

– На биологии и химии люди хотят вылечить рак, покончить с голодом и найти способ давать планете энергию так, чтобы не оставить ее необитаемой для наших внуков. А вы спорите о частице, которую мы даже увидеть не сможем, не потратив миллиарды долларов! – отзывается она. – Я больше не могу это слушать.

– Вообще-то мы вряд ли спорим именно об этом, – говорит Калеб.

Я скептически смотрю на него.

Бекс бросает вещи в сумку и уходит. Я перевожу взгляд с Лео на Калеба.

– Эви, прости, – говорит Лео. – Иди за ней. Я ему помогу.

Я слегка улыбаюсь. А потом целую его в щеку.

– Спасибо.

Он утягивает меня к себе и долго и жадно целует в губы. А когда отстраняется, у меня слегка кружится голова.

– Ты ведь потом расскажешь, что все это было?

– Ты сама поймешь что. А теперь я обо всем забыл. Иди.

Я спешу за Бекс.

Она открывает дверь на мой стук. У нее глаза на мокром месте. Мы садимся на ее кровать спинами к стене.

– Я знаю, что слабо в этом разбираюсь. Но мне кажется, ты злишься не из-за квантовой физики.

– Я хотела подождать и рассказать тебе после «Фронтира», но меня гложет вина, и поэтому я взорвалась.

– В чем дело? – спрашиваю я, не в силах представить, в чем Бекс должна чувствовать себя виноватой.

Она делает глубокий вдох.

– Я не хочу учиться в Чикагском университете.

Я сгибаю ноги и поворачиваюсь к ней всем телом.

– Почему?

– Я не хочу быть врачом, Эви. – Она указывает на страшный график изменения климата на стене. – Вот то, чем я хочу заниматься. Иначе я не буду счастлива. А все эти мелкие фиговины, которые учат все остальные, меня просто бесят.