Квартира за выездом

Коробку с сапогами Софико открыла с душевной дрожью. И не зря: сапоги оказались в тон дублёнке и на натуральном меху. Сколько же осталось денег? Или их не осталось совсем? На что она будет жить? Как только у неё спала температура, Софико обзвонила все медучреждения. Медсёстры требовались только в районных поликлиниках (зарплата смешная, но на полторы ставки можно жить) и только с пропиской в Москве или в области. Зря она надеялась…

Деньги лежали в конверте, Нина не взяла ни рубля. А вещи купила на те¸ что прислала Натэла. Вот знала бы она! Софико крутнулась на каблуках (Нина как-то догадалась, что ей нравится обувь на высоком каблуке) и подошла к серебряному зеркалу. В зеркале отразилась прекрасная незнакомка в её собственной дублёнке и сапогах. Отражение улыбнулось, Софико улыбнулась в ответ, потёрла глаза. Да нет, показалось… Оправа у зеркала серебряная. Чернёное серебро. Шкаф красного дерева, паркет как в музее… С каких барышей она так развернулась? А в холодильнике пакетик сливок, отварное мясо для Эби и колбасный сыр – надо полагать, для себя, кошка его есть не станет. Грузинская шутка «Если у тебя нет сыра, значит, ты умер» применительно к колбасному сыру звучала иначе. Лучше умереть, чем есть это пластмассовое безобразие! Софико выбросила сыр в мусорное ведро, отрезала два кусочка имеретинского сыра и поставила на плиту чайник. Эби потёрлась о её ногу и изогнула хвост вопросительным знаком.

– Тебе тоже достанется. Имерули ты не пробовала, уверяю тебя (прим.: имеретинский сыр, похожий на спрессованный деревенский творог. От сулугуни он отличается более мягким вкусом с приятным запахом молока, без намёка на резкость).

Съев свой кусочек, абиссинка ушла в комнату и уселась на подоконнике: ждала хозяйку. А она, Софико? Тоже будет сидеть и ждать? Ну уж нет. Надо приготовить что-нибудь, до вечера она успеет… Хотя Данила обещал привезти её пораньше. После недолгих раздумий она приготовила ташмиджаби – смесь картофельного пюре, имеретинского сыра и домашнего сливочного масла, которое тоже нашлось в её сумке, и она впервые подумала о Натэле с благодарностью. Впрочем, Натэла старалась для дочери.

Ещё из имеющихся продуктов можно приготовить борано (тягучая сливочная запеканка из яиц, имеретинского сыра и коровьего масла). Борано хорошо заедать кукурузной лепешкой мчади. Кукурузную муку Софико не нашла, зато нашла пшеничную, из неё можно приготовить аджарскую знаменитую «лодочку», которую наполняют смесью имерули с сулугуни, а сверху разбивают яйцо.

Решено, на ужин у них будет хачапури по-аджарски. Сколько ей сделать «лодочек», две или три? Софико сделала четыре. Эби от своей отказалась, и Данила съел две порции. А после не смог отказаться от ташмиджаби, тяжело отпыхиваясь и повторяя: «Девчонки, вы меня убили, просто убили! Это ж просто не жить! Я каждый день буду приезжать к вам обедать». А тридцатого декабря приглашаю вас на мой день рождения. Только код подъезда скажите, а то опять буду как дурак в машине сидеть…

27. Последний штрих

Софико, так виртуозно нахамившая Даниле (он до сих пор не мог забыть про чайхану), была удивлена, узнав, что что Данила возьмёт её к себе в клинику, только придётся немного подождать, сказала Нина.

– Немного это сколько? – уточнила Софико, не любившая недомолвок.

– Он сказал, две недели. Там проверка у них… Клиника-то ведомственная. Ещё он сказал, что больных людей должны лечить здоровые, а ты не совсем поправилась. Слушай, хватит уже, а? Можешь, конечно, продолжать обзванивать поликлиники. Или уже все обзвонила?

– А меня точно возьмут? С пропиской в Марнеули? Прикинь, он решил, что Марнеули это такое национальное блюдо, вроде пирога.

– И что ты ему сказала?

– Сказала, что он почти угадал и что у него потрясающая интуиция… Нино?.. Что? Ну, сказала, ну и что?

– Ничего. Просто подумала, что в отделе кадров… ха-ха-ха! Там же паспорт потребуют, и он узнает – про интуицию и про пирог… И про свою новую сотрудницу, которая – не буди лихо пока оно тихо.

– До отдела кадров ещё дожить надо, – мудро рассудила Софико. – А за две недели он наверняка забудет.

Она испытывала пьянящее чувство свободы – от проблем, которые казались нерешаемыми… и исчезли, как не были. Ей больше не надо искать работу, не надо искать жильё, а главное, она больше не одинока: у неё есть Нина и Нинины друзья. Кто бы мог подумать… Москва больше не была чужой, а жизнь не казалась никчёмной и прожитой зря, да и не прожита она ещё. Жизнь только начинается.

Впервые она не знала чем заняться. В квартире блеск и чистота, что ей стоит – прибраться в комнате и прихожей, когда она одна управлялась с домом: две комнаты на первом этаже, четыре на втором, а ещё гостиная, столовая и кухня, и всё это на ней… Натэле не позавидуешь, лишилась бесплатной прислуги, на которой, к тому же, всегда можно сорвать гнев и отыграться за дурное настроение. Пусть попробует сделать такое с Тамазом.