Кыргызская государственность и народный эпос «Манас»

Выражаясь современным политическим языком, геополитическая обстановка в Центральной и Средней Азии накануне нашествия Чингисхана складывалась следующим образом. В регионе Саяно-Алтая существовали два государственных образования – кыргызские княжества Кем-Кемджиут и Кыргыз. Возглавляли их правители, носившие титул «инал». Единого государственного образования у кыргызов там не было. Оба княжества имели свои воинские дружины, но их сила была далеко не той, какой обладали кыргызские войска в период «Великого похода», завершившегося в 40-х годах IX века созданием великой кыргызской державы.

В Ала-Тоо в конце XI века произошел распад государства Караханидов на две части – Западный и Восточный каганаты. А в 30-е годы XII века караханиды попали под власть киданей (кара-китаев). В этот период кидани контролировали всю Среднюю Азию, взяли Бухару и покорили Самарканд. Их власть распространялась от Енисея до Сырдарьи. В 1211 году государство киданей в Ала-Тоо было в свою очередь разгромлено найманами. Их власть, однако, была недолгой.

Само появление киданей и найманов в то время в Средней Азии имело свою предысторию и было не случайным. Эти народы, имевшие родовые корни на территории Монголии, покинули свои родные края перед лицом назревавшей для них угрозы. Там, еще с начала XI века, начались межплеменные кровавые раздоры. На первом этапе под давлением монголоязычных киданей тюркоязычные племена переселились из Монголии – в основном, в Среднюю Азию. Затем подобная же участь постигла самих киданей, которые были разгромлены чжурчженями, образовавшими в 1125 году империю Цинь. Единственным спасением для киданей было перекочевать в Среднюю Азию.

Эпоха Чингисхана в контексте истории

В самой же Монголии в конце XII – начале XIII века происходили события, которые приобрели затем трансевразийские масштабы. Появилась общенациональная фигура, вокруг которой сплотились народы, населявшие монгольские степи. Этой фигурой был Чингисхан, имя которого и в нынешние времена произносится с уважением, несмотря на многочисленные факты, предания и мифы о его кровавых деяниях. Походы Чингисхана и его потомков в XIII веке охватили пространство от Японского моря и Китая до Адриатического моря и Ближнего Востока.

Эпохе Чингисхана, периоду монголотатарского нашествия на центральноазиатские и российские земли посвящено множество трудов ученых. Среди них труды великих русских историков Н. Карамзина, В. Ключевского, С. Соловьева, С. Платонова, многих видных историков советского периода. Русские историки дореволюционного периода отличались скрупулезностью в изложении фактической стороны дела, но в общих оценках они, так или иначе, поддавались давлению официальных подходов к оценке монгольского нашествия на Русь, которые всегда была сугубо негативными. Монголы представлялись в черном цвете – как завоеватели, варвары и угнетатели, а российские князья – борцами за правое дело и освободителями от чужеземного гнета. Меня же интересовал вопрос о влиянии монгольского нашествия на кыргызскую землю. Исторических работ на эту тему было недостаточно.

Эффект взрыва в моем сознании произвели выступления незабвенного Льва Гумилева на тему об эпохе Чингисхана и его потомков. Ныне имя этого великого русского ученого прославлено. Разумеется, интерес к нему вызван не тем, что это сын знаменитых русских поэтов Н. Гумилева и А. Ахматовой, оказавшийся из-за родственных связей и по другим причинам в сталинских лагерях.

Труды Л. Гумилева еще при его жизни стали издаваться гигантскими тиражами. Недавно вышло полное собрание его сочинений. В Москве и в других российских городах каждый том сочинений Гумилева расхватывается мгновенно, и опоздавшие вынуждены буквально рыскать по книжным магазинам в поисках его книг.

В творчестве Л. Гумилева меня поразило его нескрываемое личное увлечение проблемами Востока, его симпатии к древним народам Азии. В центре его внимания были судьбы таких народов, как хунны, древние тюрки и монголы, их роль в истории этносов, населявших территорию, которая ныне носит название постсоветской. В те тоталитарные времена, в которые жил и работал Гумилев, подобный интерес нес в себе элементы опасности. Например, А. Бернштам, С. Абрамзон и другие ученые серьезно пострадали и в науке, и в личном плане за приписываемые им идеи пантюркизма. Пройдя сталинские лагеря, Гумилев не страшился новых репрессий, хотя его научная смелость не раз становилась причиной появления препятствий в его работе.