Кысь

— Хуже. Вот ты говоришь: гвозди. Хорошо. Раньше гвоздей не знали, так?

— Так.

— Что ж, без гвоздей лучше было, что ли?

Бенедикт подумал.

— Хуже было.

— Верно. Стало быть, раньше было хуже. А теперь лучше. Улавливаешь?

— Вроде улавливаю.

— А еще раньше — еще хуже. А допрежь всего — вообще Взрыв. Это что же, хорошее дело, как по-твоему?

— Не приведи Господь!

— Ну вот. Стало быть, двигаться нам надо куда? — вперед. Ты когда по улице идешь, разве пятиться станешь? Нет, ты вперед глядеть будешь. Для чего и глаза на лбу, а не на заду, верно? Природа нам указание делает.

— Верно, — признал Бенедикт.

— Только вперед, и никак иначе. А я вот, к примеру, как я есть Главный Санитар, буду путь освещать. — И пустил луч, как все равно луна взошла. — Теперь прояснение наступило?

— Нет, — сказал Бенедикт.

— Опять нет. Ну что ты будешь делать… Ну хорошо. Отсталость, — объяснил тесть, — в обчестве большая. А человек человеку — брат. Ну-к, может брат брату не подмочь? Кто он после этого будет? Плохой человек, михрютка! Подмочь, подправить — это первое дело. А то некоторые как рассуждают: моя хата с краю. Хорошо это?

— Вроде нехорошо. Это мараль.

— Верно. А как подмочь?

— Не знаю.

— А ты подумай.

— Ну, не знаю… Накормить?

— Хэ! Рассудил! Да ведь если кормить да кормить, да кормить да кормить, так людишки и работать бросят. Один ты работать и будешь, на них стараться. А ну как у тебя еда вся выйдет? Где новую взять? Откуда ж еда, если никто не работает? Нет! Думай еще.

Бенедикт стал думать: как подмочь брату. Правда, у него брата не было, и думать было несподручно. Представлялся кто-то докучный, долговязый: сидит будто на тубарете и нудит: «Бра-а-ат… Помога-а-ай… Помога-а-ай, бра-а-ат…» И не захочешь, а по шее дашь.

— Может, постеречь чего? Пока он там ходит?

— Ага. Вот и стой столбом до вечера. А он тем временем — по бабам.

Бенедикт рассердился на брата: вот ведь стервец! Что же ему надо-то?

— Сдаешься, — покачал головкой Тесть. — Ну ладно. Вот давай мы с тобой так рассудим. Ты репу садил?

— Садил.

— Садил. Хорошо. Стало быть, технику знаешь: посадишь репу и ждешь. Ждешь ты, скажем, репу, — а не знам чего вырастет. Половина — репа, половина — сорная трава. Ты траву полол?

— Полол.

— Ладно. Значит, знаешь. Что ж тебе и объяснять. Ежели репу вовремя не прополешь — все поле сорняком зарастет. А репа-то сквозь сорняк и не пробьется. А? И кормить нечем, и сторожить нечего. Так-то!

— Верно, — признал Бенедикт.

— А еще бы не верно. Теперь следи. «Репку» читал? Переписывал?

— Сказку? Читал: посадил дед репку, выросла репка большая-пребольшая.

— Но. Только это не сказка. А притча.

— Что значит притча?

— Притча есть руководящее указание в облегченной для народа форме.

— И чего ж тут указано? — удивился Бенедикт.

— А вот плохо ты читал! Тянет дед репку, а вытянуть не может. Позвал бабку. Тянут-потянут, вытянуть не могут. Еще других позвали. Без толку. Позвали мышку, — и вытянули репку. Как сие понимать? А так и понимать, что без мыши — никуда. Мышь — наша опора!

А ведь верно! Вот как Тесть объяснил, — так все сразу понятно стало, все и сошлось. Большого ума человек.

— Так что в обчем и целом, — заключил Тесть, — картина у нас выходит такая: коллектив опирается на мышь, как есть она краеугольный камень нашего счастливого бытия. Это я тебе излагаю обчественную науку, не верти головой. И опершись таким манером, тянет что может. Репу — хорошо, а нет репы, — так хвощ, али ржавь на худой конец.

— Это точно. Верно говорите. У меня о прошлом годе всю ржавь из чулана стянули! Я пришел, — двери настежь, все вынесли!

— Хорошо, вот ты уже думать начал. Ну а как ты понимаешь свою задачу?

— Какую?

— Какую! Да полоть!

Бенедикт крепко подумал.

— Полоть?.. Хм. А надо полоть?.. А! Воров ловить?

— Каких воров!.. Соображай! Кто это — воры?

— Воры? Это которые крадут.

— Ну? А кто крадет?

— Кто крадет… кто крадет… да все крадут.

— То-то! — засмеялся Тесть. — Все крадут! Кого же ты ловить собрался? Себя самого, что ли? Экой ты забавник.

Тесть открыл рот и посмеялся как следует. Бенедикт отворотил голову: уж очень дух у него изо рта нехороший.

— Ну дак как ты свою задачу понимаешь?.. Сдаешься?.. Да лечить! Лечить надо людей, золотой ты мой!

Бенедикт похолодел.

— Кто — я?

— Ну а кто же? Конечно, ты! Вот отъешься маленько, — малый крюк тебе дам, а попривыкнешь, руку набьешь, — и большой выслужишь.

— Я не могу, нет, нет, нет, я не могу, как же… Я не могу крюком, нет, нет, нет… Тьфу, тьфу, тьфу, не могу, нет, нет, нет…

— Ну вот, пожалте! Объяснял я тебе, объяснял, вроде так ты хорошо слушал, и нате: не могу! А ты через не могу! Есть у тебя долг перед обчеством али нет? К светлой жизни народ должен прийти али нет? Брату подмочь надо? Надо! Не спорь. Задача у нас, мил человек, благороднейшая, а народ отсталый, недопонимает. Страхи глупые, сплетни распускает. Дикость!

Бенедикт затосковал. Только что все понимал, и вот тесть как-то вывернул — и опять ничего не понятно, а только тоска.

— Так что: книги читать нельзя, что ли?