Л плюс Н (СИ)

Лита бормотала свои реплики, ходила по сцене, хваталась за руки с другими, когда волшебные ветви тянули их в сад, и даже страшно ей не было: собственные мысли были куда хуже сотни обращенных к ней глаз. «Ей ведь сейчас плохо». Не потому ли Ньют и ей самой стал другом? Только потому, что ей было плохо, как вороненку, как единорогу с раненой ногой, как всем остальным, мимо кого он пройти просто не может? Она очнулась и отвлеклась от этих мыслей только когда глазам героев предстал червь. Огромный, пепельно-серый и красноглазый, он обвивал холм чешуйчатыми кольцами, тихо и жутковато шипел и источал явственный жар. Зрелище он являл такое грозное, что от растерянности Лита не сразу признала в этом драконе обычную огневицу, хоть и увеличенную до невероятных размеров. Ньют и профессор Кеттлберн говорили, что принесут червя перед самым началом спектакля. Теперь-то ясно: огневица ведь живет всего ничего, торопясь отложить яйца, а потом…

— О, что за страшный зверь пред нами! — Этелинда выдала свою реплику совершенно искренне, а огневица крепче обвила холм, вскинула треугольную голову. — Не даст он нам пройти, должны мы…

Лита беспокойно оглядывала высокую траву у подножия холма, ища приметное золотое пульсирование яиц огневицы. Взгляд ее скользнул по стоявшим в той стороне Ньюту и Ребекке. Они держались за руки. Им это полагалось по пьесе, но от этого зрелища в горле у Литы все равно застрял горячий ком. Это была ее роль, она должна была стоять там, но никто не хочет признаваться в любви Амате Лестрейндж. Она отвернулась, забыв, что искала, и ряды зрителей расплылись у нее перед глазами. Ее героине полагалось плакать, и она с ужасом подумала, что слезы в самом деле вот-вот побегут по щекам. Ну и пусть. Все подумают, она гениальная актриса.

Лита встала на колени в зачарованную траву перед червем, изображая отчаяние, которое было взаправду, и прямо перед ней среди кустов у подножия холма моргнуло золотым и красным. Яйца огневицы! Испуганно ахнув, Лита вскочила на ноги, подняла палочку и успела расслышать, как профессор Бири шепотом подсказывает ей из-за дерева реплику Аши. И тут огневица взорвалась, будто фейерверк.

Искры и горящие куски деревянного помоста брызнули во все стороны. Большой зал наполнился перепуганными воплями, дымом, треском и жаром. Обломок декорации сшиб с Литы шляпу, щеку ободрало щепками. Стоявший рядом с Ребеккой Ньют заслонил их обоих щитовыми чарами, и… Лита потом сама не могла понять и вспомнить, что же такое сделало с ней это зрелище, но вместо Протего из ее палочки вырвалось совсем другое заклятие.

Ребекка с криком схватилась за раздувшуюся от Жалящих чар щеку, но поняла сразу, кто на нее напал. В ответ она швырнула в Литу обезноживающие заклинание и промахнулась, потому что возле нее лопнуло одно из яиц огневицы. Брызги пламени плеснулись по сторонам, мантия Литы загорелась, она торопливо залила ее Агуаменти и не успела отразить заклятие Ребекки, заставившее ее отлететь в сторону и врезаться в дерево-декорацию. Рядом кто-то выкрикивал заклинания, а кто-то кричал от боли, дым и слезы ели глаза, горячий, полный пепла воздух застревал в горле.

— Риктусемпра!

— Фурункулюс!

— Леди! Что вы творите! — Профессор Бири метнулся между ними и тут же схватился за голову, вдруг принявшуюся раздуваться прямо на глазах— заклятия одновременно ударили его с двух сторон и сработали неправильно и жутко.

— Лита!

Ньют, лицо его испачкано копотью, он смотрит на нее так, будто видит впервые. «Ты как будто василиск наоборот», сказал он ей однажды, и это была неправда. Она и есть василиск, и собственное отражение в его зеркале заставило Литу окаменеть. На секунду, а затем она развернулась и бегом бросилась из зала. Прочь, в подземелье, в свою нору.

Комментарий к Василиск и огневица

Попробуем все-таки разрушить эту замечательную дружбу. Основано на реальных фактах, так сказать (комментарий Дамблдора к сказке «Фонтан Феи Фортуны» и первая и последняя в истории Хогвартса рождественская пьеса:))

========== Джарви ==========

«Я рада, что она не может повториться — лихорадка первой любви. Потому что это лихорадка и бремя, что бы там ни говорили поэты».

Дафна Дюморье, «Ребекка»

На следующий день после спектакля Лита пропустила завтрак, хотя проснулась задолго до рассвета. Мысль о том, чтобы встретиться с Ньютом после вчерашнего, заставляла ее съеживаться под одеялом от… стыда? Страха? Чего-то еще?