В конце концов они всё-таки встретились, конечно, и Ньют ничего такого не сказал, спросил только, как ее поцарапанная щека, и смотрел он на нее как-то по-новому, по-другому, будто она была раненым зверем, который в любой момент может наброситься. Что ж, она это заслужила… Все вроде бы было в порядке, как раньше, но притом и совершенно не так. Исчезла непринужденность, то несомневающееся дружеское тепло, которое годами согревало ее сквозь холод всех подземелий, вместе взятых. Им не было больше друг с другом легко. Лите было неловко за свое жуткое поведение, но и злость на то, что Ньют сдружился с Ребеккой, никуда не делась, сколько бы проклятий она ни наслала на гриффиндорку накануне, а еще она чувствовала отчаяние. Она ведь выдала тогда что-то тайное и важное, а он не заметил, и слава Мерлину за это, но… Они по-прежнему вместе возились с лукотрусами и джарви, пытаясь научить его говорить что-нибудь помимо ругательств, делали домашнюю работу и рядом сидели на уроках, но это было как будто просто по-привычке, и Лита то и дело ловила себя на том, что смотрит на Ньюта вопросительно и сама не знает, что это за вопрос. Что ты чувствуешь к Ребекке? Что ты чувствуешь ко мне? Знаешь ли ты, догадался, что же я чувствую? Она и сама ведь не знала, не понимала и боялась себя, как какого-то чудовища из-под кровати: неведомого, ненасытного и жуткого…
Так может, и Ньют тоже боится ее? И разве он не прав?
***
Джарви, наконец, соизволил произнести слово “бряк” вместо “дрянь” и, получив в награду вкусный кусок мяса, жадно чавкал в углу чулана. За окном давно стемнело: пора бы уже разойтись по своим гостиным, но каждый раз, как эта мысль приходила на ум, Лита обещала себе, что посидит еще только пять минут. И еще пять. И еще. Замерзшая саламандра, по-кошачьи свернувшись в клубок, грелась у Ньюта на коленях, лукотрус Пиккет водил по запотевшему стеклу тонкими лапками и любовался получившимися узорами. Все кругом было такое мирное и совсем как прежде, что Лита не выдержала контраста с растерянным хаосом в своей собственной голове и совершенно не к месту выпалила:
— Ты думаешь, я ужасная?
Ньют уставился на нее с таким изумлением, что от одного этого Лите уже стало легче, но она всё-таки договорила, вместо его лица глядя на воротник его мантии:
— Из-за спектакля.
Ему вдруг тоже стало сложно смотреть на нее.
— Нет, конечно, — пробормотал он, беспомощно шевельнув руками, как будто нужные слова летали вокруг по воздуху, точно светлячки. — Ты… Мы же друзья.
Это было разом лучшее и худшее, что он мог бы сказать. Лита улыбнулась и тут же прикусила губу, и Ньют улыбнулся ей в ответ. Из угла раздалось рычание: джарви не понравилось, что о нем забыли. Он вспрыгнул Лите на колени и, когда она потянулась его погладить, больно хватил по ее ладони когтями. Пока Лита зализывала царапины, Ньют отчитывал свирепо ругающегося хорька, а потом на редкость неласково для себя сунул его думать о своем поведении в большой ящик с травой и отыскал среди их запасов склянку с настойкой бадьяна.
— Давай я?..
Лита кивнула, облизнула пересохшие губы и протянула ему расцарапанную руку. Ньют смочил бурой настойкой клочок ваты. Запахло едким, кисловато-железным. Он осторожно провел ватой по длинной кровоточащей царапине у нее на ладони. Кожу ободрало жгуче щиплющейся болью, Лита вздохнула сквозь стиснутые зубы. Ньют торопливо поднял ее руку к самым губам, подул, и мурашки побежали от ее побитой кожи по всему телу, раздутые его дыханием, как искры.
— Не больно?
Она помотала головой. Царапины затягивались прямо на глазах, но Ньют снова коснулся ватой ее кожи, выписывая что-то круглое и невидимое за его головой, склоненной так низко, что его волосы щекотно касались ее запястья. Лита сидела неподвижно и почему-то почти не дыша. Ньют поднял на нее глаза,робко улыбнулся. На ладони у нее, распустившись на царапине-стебле, красовался выведенный бадьяновым отваром цветок.
Они еще не учились готовить Амортенцию, но Лита знала заранее, что это зелье будет пахнуть для нее едким, кислым и железным…
— Гр-р-р-дрянь!
Джарви не пожелал сидеть в ящике и, растревоженный незнакомым запахом, выбрался наружу и злобно скалил зубы.
— Перестань! — Ньют потянулся поймать неугомонного хорька, но тот увернулся и, вздыбив шерсть на хребте, выскочил в щель приоткрытой двери и был таков. Лита и Ньют обменялись отчаянными взглядами и, не сговариваясь, бросились следом.
Они то крались, то бежали по коридорам засыпающего замка, разом охотники и добыча для патрулирующего школу завхоза и любого преподавателя, и впервые с того проклятого спектакля Лита чувствовала себя как прежде, хорошо: они вместе делают свое дело и не думают больше ни о чем.
— Было бы заклинание, показывающее следы!.. — прошептал Ньют, когда они в растерянности остановились на пересечении двух коридоров, гадая, куда выбрал направиться джарви.