— Ты закончил?
— Это не то, что можно когда-либо закончить, но на сегодня хватит. — Он протирает очки маленькой салфеточкой из микрофибры, что до того сиротливо выглядывала из серого чехла. — Остальным займётся Вико. — Джейк откладывает натёртые линзы и поднимает на меня усталый взгляд. — Чем ты занимаешься?
— Ничем. Злюсь, играю в «желе сплэш». — Скрепляю руки в замок и смотрю на него в упор, провоцируя на разговор, но совсем не пытаюсь отодвинуть ногу от его лодыжки. Это приятно. Я люблю, когда приятно.
— Что тебя злит? — спрашивает спокойно, хотя наверняка знает, что может нарваться на истерику в стиле «как ты мог, свинья поганая». Смелый мужик. Уважаю. И ненавижу тоже. И, наверное, благодарен. Потому что Джейку лет дохуя. И он их явно не на нарды тратил. Мозги у него, как швейцарские часы. Работают как надо, в смысле. Я знаю, что он знает, что я чувствую. И он мог бы с лёгкостью меня, малолетнего щеночка с неустаканенными гормонами заткнуть и на место поставить. Или выстебать тонко и со вкусом. Чтобы я уже не мог ничего вякнуть. Молчал в тряпочку до конца. Но нет, спокойно терпит и выслушивает. И даже ништяками кормит: шмотки оплатил, на остров взял.
Я заламываю пальцы, притворяясь, что мне нравится, как хрустят суставчики, смотрю на облака, потом снова на Джейка.
Тот молчит, но наблюдает. Ждёт ответа.
— Что вообще даёт эта истинность? — выпаливаю внезапно. — Для чего она? Я что-то я не чувствую к тебе большой любви, — говорю невпопад. Ну и ладно.
Джейк вздыхает устало, обнимая мои лодыжки своими, и это хорошо. Просто хорошо. Наверняка, он чувствует тоже. Все наши прикосновения хороши. Неважно, кожа к коже или через одежду. Неважно с сексуальным подтекстом или без. И это немного пугает.
— Истинность не предполагает любовь, — говорит Джейк без намёка на раздражение или скуку. — Она предполагает влечение и генетическую совместимость. — Он смотрит на меня своими красивыми голубыми глазами. Наверное, немало кисок на них в своё время повелось.
— А ты кого-нибудь любил?
— Конечно.
— Кого? — спрашиваю требовательно, почти что ревниво.
— Я люблю своих детей.
Я закатываю глаза. Кто вообще не любит своих детей? Да и мы не о той любви. А о… ну, о другой, наверное.
— И всё? А как же Мэган?
— А по нам заметно, что мы любим друг друга? — Он весело усмехается и тянется к стакану с коктейлем на столе. К слову у Джейка в его девчачьем сладком коктейле даже затесался крепкий алкоголь. Я проверил.
— Как-то не очень, — фыркаю я с удовлетворением. Эти усики только мои. И плевать, что однажды я их подло сбрею.
— Возможно, мы и любили когда-то, — говорит он меланхолично, потягивая свою сладкую бурду, — но я уже давно не обманываюсь. Любовь проходит быстро, и остаётся бизнес. Даже дружба проходит. Неизменна только выгода.
Я закатываю глаза. В этом весь Джейк. Он совсем не романтичен. Даже истинного захапал из чистого любопытства.
— Ты ужасен, — резюмирую, отбирая его бокал.
Джейк послушно позволяет забрать свою сладкую сине-розовую бурду и смотрит так мягко, нежно, но немного печально.
— А ты прекрасен.
И в этом простом комплименте столько уверенности, что я вспыхиваю и глупо ухмыляюсь.
— Как-то ты не в тему, — тяну его коктейль, поглядывая лукаво исподлобья.
— Я думал, мы обмениваемся фактами.
Я хмыкаю себе под нос, и какое-то время мы сидим молча друг напротив друга. Я думаю о ГГ (Говнюке Ганби), о том, любил ли кого-нибудь сам, о Джейке и ещё о множестве разной ерунды, но уже вскоре откидываю все эти мысли, ставлю бурду Джейка на стол и перебираюсь к нему. Опираюсь плечом о его плечо, подгибаю под себя ногу и заглядываю в глаза.
Трейси тут же кладёт руку на спинку сидения, и я слегка морщусь, вспоминая, как производил те же жесты с девчонками. Теперь за девчонку я сам. Не взбеситься от этой мысли помогают лишь пальцы Джейка, касающиеся оголённого участка кожи в вырезе футболки. Слишком волнующе приятно, чтобы бунтовать.
— Так ты говоришь, что любить можно только детей?
— Почему же, — усмехается он, глядя на мои губы. — Люби кого хочешь, малыш.
— Но…
— Я имел в виду, что никто не был дорог мне так, как моя семья. И особенно дети. Заведи своих, и поймёшь, о чём я говорю.
— А ты только и ждёшь, когда я сделаю тебе ещё парочку спиногрызов, — говорю ядовито, провоцирую, заглядывая в глаза, ища хотя бы намёк на агрессию или раздражение. Но их нет. Зато есть смешинки и интерес.
— Я бы не отказался, — хмыкает Трейси, подхватывая меня за подбородок. — Я бы даже сделал всё возможное и невозможное, чтобы прожить подольше и вырастить их.
— Фу, — резюмирую я, хотя его слова странным образом будоражат.
Джейк пожимает плечами.
— Не думай об этом, малыш, — говорит, поглаживая по щеке. — Зачем тебе дети так рано?
— Я и не думаю, — дуюсь и смотрю в сторону, на столик с ноутбуком, папками и напитками, — просто было интересно. Как это, любить кого-то.
— Это когда твой интерес распространяется не только на тебя самого. Когда заботишься и оберегаешь другого так же, как и себя.
— И никаких бабочек в животе?
— Бабочки — это про другое.