Когда я возвращаюсь со свободным мочевым пузырём и распаренными в душе порами (да, я знаю, что невежливо так надолго оставлять гостей, но какого чёрта? ругаться тоже невежливо!), то обнаруживаю Джулию сопящей на кровати и пускающей слюни на мою подушку, а Ганби хмуро уткнувшимся в телефон.
— Ты какого хрена ещё здесь? — спрашиваю уже даже не гневно, а вполне себе равнодушно, елозя маленьким полотенчиком по мокрым волосам.
Вместо ответа этот пижон, развалившийся на моём диване, словно он у себя в кабинете на миллионном этаже, выгибает свою дурацкую золотистую бровь и выдаёт уж совсем невообразимое:
— Какого хрена ты моей сестре голову морочишь, шлюшонок?
— Че… чего, блять? — ору громким шёпотом и злобно срываю полотенце с головы. — У тебя совсем кукуха потекла?!
— А от кого бы она ещё нахваталась этого дерьма?!
— Да я… да я… — Я с пару секунд тупо хватаю ртом воздух. — Да я её полдня знаю, ты! Дубина!
— Тебе хватит и полчаса, золушка, — выплёвывает Ганби, скаля зубы. — Весь день отлипнуть от неё не мог. Что ты там ей наговорил? Уже рассказал, как здорово сосать за деньги?
Я сжал челюсти так крепко, что, кажется, заскрипели зубы. С мгновение смотрел на этого ублюдка, развалившегося в моей комнате, как будто он тут главный, а затем медленно подошёл и грубо ухватил за ворот рубашки. Заскрипела ткань, покатилась по полу маленькая пуговица, но я и внимания на то не обратил. Сверлил, едва сдерживая кровавую дымку, голубые, почти ангельского цвета глаза напротив. А Ганби и не пытался сопротивляться. Знает, кто тут сильнее, ушлёпок. Но он ошибается. Его альфа-бицепсы тут ему не помогут, пока для Джейка я — нечто особенное и любимое. И это уже не изменится, я понимаю это. Понимает и он. Не может не понимать.
Я чувствую, как кривятся губы в некрасивом оскале, а сердце зло колотится о грудную клетку.
— Ещё раз посмеешь назвать меня подобным образом, — шиплю ему прямо в лицо, жёстко сминая в руке прочную ткань рубашки, — и, клянусь богом, я…
На красивом лице, тронутом загаром, что находится на расстоянии ладони от моего, расцветает лёгкая усмешка.
— И что, Лиам? — спрашивает он шёпотом и почти ласково. — Что ты мне сделаешь?
Снова чувствую скрежет зубов, и слова вылетают прежде, чем я успеваю хотя бы осознать, что говорю:
— Я отрежу тебе твои бесполезные яйца, ублюдок…
Не знаю, насколько глупо это звучало в тот момент. Сомневаюсь, что я бы реально отрезал ушлёпку хоть что-либо, но, видимо, именно в тот момент я мог бы.
На лице Габни не отразилось испуга, не отразилось и веселья. Только нечто потаённое, яркое, рвущееся наружу и очень отчаянно-злое.
Поцелуй я ощутил через короткий миг после того, как крепкие пальцы ухватили меня за затылок, вплетаясь во влажные волосы. Пахло древесным одеколоном. Язык, оказавшийся очень нежным на ощупь, страстно толкался внутрь, словно в отчаянии пытался забрать как можно больше, вобрать все доступные ощущения.
Все мысли вылетели из моей головы. Я и до этого был так зол, что не мог размышлять трезво, а сейчас… Сейчас меня повалили сверху на крепкое, дурманно пахнущее тело, и руки на талии, то крепко прижимали, то скользили по спине в каком-то беспорядочном стремлении. Я ощутил, как взрывается в голове удовольствие и слепота. Я захотел, тёрся и постанывал в твёрдые губы, что целовали так исступлённо, сжимал ткань на плечах… а потом словно выстрелом прогремело сомнение.
Наверное, это была самая благородная мысль за всю мою жизнь. Я не хотел предавать Джейка.
Я резко встал, скидывая с себя чужие руки, и просто вышел из собственной комнаты, пока задыхающийся от желания Виктор не успел догнать или что-нибудь сказать мне вслед. Отчасти мне было даже жалко его. Отчасти я понимал его. Оттого и не зарядил коленом туда, где всё было таким заманчиво твёрдым.
Когда я выбегал из комнаты, заметил, что дверь была приоткрыта. Мне показалось странным, что ни я, ни Джулия, ни Ганби не додумались её закрыть, но я не обратил на это особого внимания. Мне нужно было чего-нибудь выпить, чего-нибудь покурить, а потом просто прийти к Джейку и лечь с ним спать. Мне не хватало его запаха весь день.
— Я думал, ты уже спишь. — Подхожу к Джейку со спины и обнимаю за плечи. После того, как я выпил ромашкового чаю на кухне, потупил в окно в курильной и более-менее привёл свои мысли в порядок, я направился к нам в спальню, но Джейка там не обнаружил. Я уже выучил, что если Джейк дома и не спит, то он, вероятнее всего, в кабинете или в библиотеке, поэтому после недолгих поисков обнаружил его в последней.
Казалось бы, что он просто расслабленно читает, если бы не неестественно прямая спина и несколько отсутствующий взгляд. На лицо, чуть раскрасневшееся от дня на солнце, падали светлые блики от лампы. Глаза его казались совсем бесцветными из-за золотящихся под лампой ресниц.