Лабиринт

Так бывало не только при беседах с Хидэмити. То же самое он проделывал, когда вел важный разговор и с другими родственниками или бывшими вассалами Эдзима, с которыми он поддерживал связь. Эти повадки свидетельствовали, что при всей утонченности своих вкусов, правдивости и прямоте характера Мунэмити страдает педантизмом и мелочностью. В чрезмерной его осторожности сказывалась трусливая подозрительность, которая из поколения в поколение воспитывалась в людях привилегирован ной касты, пользующихся властью и богатством и желающих сохранить их за собой. Как бы то ни было, а разговор, который мог бы занять не больше получаса, затягивался на час, а то и на два. Безмолвная беседа — переписка, всегда раздражавшая такого занятого человека, как Хидэмити, сегодня, когда ему дорога была каждая минута, приводила его в ужас. Машина пересекла трамвайную линию, вдали показались черные ворота — они выходили на старую дорогу, ведущую к кладбищу. Справа и слева к дому подступала роща, одетая в зимний наряд. Огромные пушистые шапки снега покрывали деревья, и казалось, что это не роща, а дремучий лес. Ворота были открыты. Но если бы не проложенная через рощу, изогнутая, как лук, дорога, которая вела к стоявшему в глубине двора дому и еще отчетливо виднелась, хотя и была побелена снегом, дом этот можно было принять за необитаемый.

Когда машина подкатила к крыльцу, у Хидэмити было уже другое выражение лица. В вестибюле гостя встретила Томи и трижды низко поклонилась ему.

— Здравствуйте, простите, что давно вас не навещал! — вежливо сказал граф и, увидев стоявшего в стороне домоправителя Хирано, приветливо улыбнулся ему:— О! И вы здесь, Хирано? Как здоровье, старина? — Затем он снова заговорил с Томи:—Со мною собиралась поехать Таэко, но, к сожалению, у нее вдруг разыгрался ревматизм. Видно, из-за погоды. Она просила передать вам свой самый искренний и сердечный привет...

Продолжая дружески беседовать с Томи, Хидэмити направился в комнаты. Заслышав его громкий голос и шаги, Мунэмити, переходя из кабинета в гостиную, где он собирался принять брата, как всегда, подумал: «Шумливый господин!»

— Опять началось! Ужас, что творится! — поздоровавшись с братом, воскликнул Хидэмити, садясь на подушку в узорчатом шелковом чехле перед низким квадратным столиком; по другую сторону стола сел брат. Аккуратно подтянув полосатые брюки, Хидэмити принялся рассказывать о мятеже:

— Как я уже сообщил по телефону, убит премьер-министр. Говорили, что министр финансов Такахаси тяжело ранен, но на самом деле $н убит. Убит министр хранитель печати Сайто, а также Ватанабэ, главный инспектор военного обучения.

— Все видные люди! — отозвался Мунэмити.

-— Есть основания полагать, что и двор в опасности ⁸⁸, Неизвестна также судьба графа Макино. Он был на курорте в Югавара и бесследно исчез. В общем пока еще толком ничего не ясно. Несомненно лишь одно: кабинет министров будет сменен и...

Последнюю фразу граф произнес тоном профессионального политика. Ведь в течение десяти лет, когда то и дело менялась политическая обстановка, а следовательно, сменялись кабинеты, графу Хидэмити Эдзима принадлежала не последняя роль в их формировании, недаром его прозвали «Cabinet-такег» ⁸⁹, чем он втайне весьма гордился.

Мунэмити перебил брата.

— Ну хорошо. Я уж не говорю о властях, но неужели в ваших кругах так ничего и не было известно об этом мятеже?

— Увы! Мы ничего не знали!.. Можете назвать это невероятной беспечностью, но, к сожалению, это так и есть. Дело в том, что в среде молодых офицеров имеются различные политические группировки. Все они объявляют себя сторонниками реформ, но у каждой фракции своя программа, и держат они их в секрете, как военную тайну. Проникнуть в их замыслы кому бы то ни было извне просто невозможно.

Хидэмити, конечно, вилял.

Одновременно с маньчжурскими событиями 1931 года было несколько тщательно скрываемых от общественного мнения страны выступлений военщины: так называемый «мартовский инцидент» и «октябрьский инцидент», известный под названием «революции императорского штандарта», затем майские события 1932 года и, наконец, мятеж молодых офицеров, вспыхнувший в 1934 году⁹⁰, сущность которого власти тоже пытались держать в тайне, но всё эти военные заговоры означали, что Япония постепенно вступает на путь фашизации. Наряду с этим развивалось левое движение, охватившее и известную часть интеллигенции и, конечно, молодежь, представители которой выведены на страницах нашего повествования. Но с этими бунтарскими элементами быстро расправились. Их сумели скрутить в бараний рог и обезвредить. Они оказались за бортом, а политическая жизнь Японии постепенно входила в фарватер оголтелой реакции.