Лабиринт

Каждый год бабушка на зиму и весну уезжала в Бэппу и настойчиво приглашала к себе Миоко. Решив, что болезнь бабушки — это только предлог, чтобы заманить ее к себе, Миоко не слишком о ней беспокоилась и даже не всегда отвечала на ее письма. Почему же она теперь сразу решила ехать? Миоко и сама еще не задумывалась над этим. Может быть, ее и впрямь так сильно увлекла идея — заодно побывать и в полуразвалившемся родовом замке мужа, порыться в кладовых и проверить, не уцелели ли там театральные костюмы? Впрочем, одну из причин, побудивших ее столь быстро решиться на поездку, она ясно сознавала. Ее заинтересовала одна фраза в бабушкином письме. «Есть у меня для тебя одна новость, дружок. Когда узнаешь, в чем дело, будешь поражена. При встрече все расскажу. Дни и ночи жду тебя, родная...» — писала бабушка своим старомодным размашистым почерком на старинной почтовой бумаге.

У бабушки со времен молодости, когда она была еще певицей, сохранилась привычка и в разговорах и в письмах интриговать людей. Может быть, за этой фразой ничего серьезного и не кроется. И все-таки Миоко никак не могла выбросить ее из головы.

*— Съезжу к ней и все узнаю,— сказала она вслух, возвращаясь из Сомэи домой.

Покачиваясь, точно в люльке, на мягком сиденье автомобиля, Миоко смотрела в окно. Навстречу бежала по-весеннему яркая, оживленная улица. Все кругом утопало в зелени. Был уже четвертый час. Машина набирала скорость, и с обеих сторон в ее окнах, как цветные кадры на экране, мелькали озаренные косыми лучами солнца дома, деревья, рикши, пешеходы, встречные автомобили. Миоко почувствовала легкую усталость и откинулась на спинку сиденья. Незаметно дремота смежила ее веки, и ей вдруг показалось, что она едет в поезде. С усилием она открыла глаза и засмеялась: опять ей мерещится эта поездка! Кстати, в замке найдутся, наверно, и отличные цудзуми. Непременно заберу их с собой. Как хорошо, что там сейчас Канно.

Ато, как обычно, где-то играл в маджан и домой вернулся поздно ночью. Миоко начала разговор с того, что сообщила мужу о своем намерении через два-три дня поехать в Бэппу.

— Я была сегодня в Сомэи,— рассказывала она,— и виделась с гоинкё-сама ¹¹⁸. Он тоже советует, если я собираюсь заняться костюмами, ехать как можно скорее. Надо их отыскать и привести в порядок, иначе от них ничего не останется. Кстати, там сейчас Канно, он поможет мне.

— Что ж, это резонно. Заставьте его как следует поработать. А то ведь что получается: он поехал развлекаться, а мы ему платим за это жалованье. Насчет костюмов это вы славно придумали. Все оттуда нужно привезти. Чем оставлять добро на съедение моли, так лучше продать его старику Мунэмити.

. — Что вы! Этого у меня и в мыслях не было,— удивилась Миоко.

— И напрасно! Там ценностей на четыреста-пятьсот тысяч. А ведь неизвестно, сколько еще протянет этот сумасшедший театрал. Если уж предлагать ему костюмы, надо это делать сейчас. Во всяком случае следует хорошенько проверить все кладовые.

В тот вечер он вел крупную игру, рисковал и проигрался. Предстоял очередной неприятный разговор с Окамото о дополнительной сумме на личные расходы. Платить нужно было безотлагательно. За театральные костюмы можно было выручить приличную сумму, и Ато ухватился за эту мысль. Поэтому он немедленно согласился на то, чтобы отъезд жены, который все откладывался, был назначен на послезавтра.

За два часа до того, как состоялся этот разговор между супругами Ато в их доме в Коисикава, Мунэмити Эдзима, спев, как обычно, две утаи и исполнив одну пьесу на цудзуми, вошел в свою спальню.

Когда он по привычке вытянулся в постели на спине, чтобы потом повернуться на бок, Томи бросила на него лукавый взгляд и, засмеявшись, кокетливо проговорила:

— А я знала, что вы сегодня будете петь.

— Каким же это образом? —спросил Мунэмити, искоса взглянув на Томи, свернувшуюся под одеялом. Оттененное черным бархатным воротником лицо Томи казалось сейчас особенно белым и свежим.

— Очень просто. Когда у вас побывает в гостях госпожа Ато, вы всегда поете «Бремя любви».

— Хо-хо! — усмехнулся Мунэмити.

— И не притворяйтесь, пожалуйста!

— Ничуть. Я просто никогда этого не замечал.