Лабиринт

Мучительная тоска сдавила ему сердце. «В этом мире блаженства нет — одни лишь муки ада»,— вспомнилось Мунэмити буддийское изречение, и он почувствовал, будто леденящий ветер смерти вдруг пахнул ему в лицо.

Не то в парке, не то на кладбище закричала сова. Слов-: но по этому сигналу Мунэмити повернулся на бок, лицом к Томи. Ему показалось, что ее умные черные глаза пытливо смотрят на него. Нет, окаймленные густыми ресницами гладкие белые веки были сомкнуты, точно ракушки, она, видимо, уже спала.

Бросив взгляд на это безмятежное свежее лицо, казавшееся еще совсем молодым, Мунэмити подумал, что завтра он, пожалуй, станцует «Гадание».

Вспоминая сцену ада, которая больше всего привлекала его в этой пьесе, он заснул.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава первая. Дома

Теперь вам, Сёдзо, наверно, придется поехать в Бэппу?

— В Бэппу? Зачем? — недоуменно спросил Сёдзо свою невестку Сакуко, усаживаясь за стол в ярко освещенной гостиной.

Он только что вернулся из библиотеки, переоделся и вышел к ужину.

Сакуко подняла на него глаза!

— Неужели вы проглядели такое важное сообщение? Туда приехала виконтесса Ато.

— Сегодня я еще не видел газет. Они у вас здесь?

Повернувшись к нему спиной, плотная, но гибкая тридцатилетняя Сакуко склонилась к этажерке с чайной посудой, на нижней полке которой лежала стопка газет, и вытащила из нее «Нампосимбун».

Высокопоставленные особы и всякого рода знаменитости не были редкими гостями на таком курорте, как Бэппу. Однако газета сочла своим долгом оповестить читателей о приезде супруги виконта Ато — бывшего владельца соседнего с Бэппу феода. В заметке сообщалось также, что знатная гостья остановилась у своей бабушки Нивы, отдыхающей на вилле Фудзан.

— Вилла эта не из самых фешенебельных, зато место чудесное и прекрасный вид на море. Для отдыха в Бэппу это, пожалуй, наиболее приятный уголок,— заметила Сакуко.

— Во всяком случае вилла Фудзан не то что какая-нибудь захудалая гостиница.

Сёдзо знал виллу, о которой шла речь. В свое время она служила резиденцией видному китайскому генералу Ли; этот генерал был связан с Японией и по политическим мотивам вынужден был временно уехать из Китая. Гостеприимные японские власти предоставили ему приют в Бэппу, куда он прибыл под предлогом лечения на минеральных водах. С тех пор за виллой сохранилось ее нынешнее название.

— Я очень хорошо помню эту виллу,—вздохнула Сакуко.—Ее в свое время у кого-то купила префектура и расширила. Мой отец был тогда тамошним начальником полиции. Он часто бывал на вилле и иногда брал меня с собой. Давно уже это было. Тогда я только что начала ходить в школу.

— И долго на этой вилле прожил генерал Ли? — спросил Сёдзо, снимая с черного лакированного подноса пиалу с рисом, принесенную горничной.

— Не очень,— ответила Сакуко.— Помню, что примерно через год после его прибытия к нему приехала жена— совсем еще молоденькая и премиленькая китаянка. Типичная китайская красавица. Мамины приятельницы говорили, что у генерала четыре жены и это четвертая. Я тогда не понимала — как это четвертая? Кроме того, она казалась мне хромой: она еле ковыляла на своих крошечных ножках и шаталась, как тростинка на ветру.

У Сакуко была полная, статная фигура, но шея такая тоненькая, что казалась пересаженной с чужого туловища. Ее худощавое овальное лицо можно было бы назвать красивым, если бы оно не было каким-то вялым и болезненным.

Однако стоило Сакуко заговорить о прошлом, обо всем, что было связано с ее отцом Тодзава, и лицо ее мгновенно оживлялось. Она любила вспоминать о своих покойных родителях, но, пожалуй, еще больше о том, как жилось ей в доме такого видного правительственного чиновника, каким был ее отец. Годы, проведенные под родительским кровом, оставили в ее душе глубокий след, и она до сих пор часто тосковала по дому, как тоскуют люди по родине. Она вышла замуж за старшего брата Сёдзо в то время, когда ее отец, Тодзава, занимавший крупный пост в министерстве внутренних дел, был назначен здешним губернатором. Сосватал их Дзюта Таруми.