Лабиринт

Была еще и третья причина, побудившая его поспешно уехать из Токио, но она таилась в его душе подобно тому, как пестик цветка таится в лепестках. Он решил хотя бы на время удалиться от той, чей образ сейчас снова возник перед ним. Он надеялся, что ему удастся преодолеть то проклятое, гнусное желание, которое обуревало его, когда он встречался с виконтессой, и он сможет вернуться в Токио умиротворенным и с чистой совестью. Расстояние почти в тысячу двести километров служило как бы опорой этой надежде. И действительно, за время пребывания на родине все, что волновало его в Токио, постепенно начинало казаться ему мелким, незначительным и далеким. И не только облик той, от которой он решил бежать, но и Тацуэ, и Кидзу с женой, и разлад между ними, тревоживший Сёдзо, и добродушно улыбающееся пухлое лицо Оды с внимательным взглядом близоруких глаз из-за толстых стекол очков, и даже кровавый мятеж, вспыхнувший три месяца назад,— все это казалось теперь каким-то бесконечно далеким.

Отвлечься от мыслей о прошлом помогало и его знакомство с местным учителем истории Уэмурой. Это был чрезвычайно пытливый и знающий историк, подлинный ученый. Но Уэмура окончил частный университет, покровителей в ученом мире у него не было, честолюбием он не страдал и довольствовался скромной ролью преподавателя средней школы. Переменив несколько мест, он осел в этом старом призамковом городишке потому, что условия жизни оказались здесь для него наиболее благоприятными. А главное, его приковали к этому месту его научные интересы. Здесь он обнаружил ценные материалы по истории христианства. Сосредоточив внимание на эпохе Отомо Сорина, он занялся тщательным исследованием истории проникновения христианства на Кюсю¹²¹.

Об исследованиях Уэмуры Сёдзо слышал кое-что еще в школьные и студенческие годы, но в то время, когда Уэмура преподавал в местной средней школе, он учился в губернской гимназии, а позднее, в колледже и в университете, он считал такие исследования никому не нужными, пустой тратой времени и до сих пор с Уэмурой не был знаком. Теперь, узнав его, Сёдзо убедился, что это очень приятный человек и весьма знающий, талантливый историк. Интерес к истории возник у Сёдзо недавно. В этой области он был еще новичком. И такой человек, как Уэмура, был для него настоящей находкой. Сёдзо был увлекающейся натурой. Почувствовав однажды интерес к какому-нибудь делу, он отдавался ему целиком. Если бы он мог, он не расставался бы с этим на редкость осведомленным историком и, как губка, впитывал знания, которыми тот с ним охотно делился.

Возвращаясь из библиотеки, находившейся на -территории парка, он по пути обязательно заглядывал к Уэмуре и, засидевшись у него, иногда опаздывал к ужину, несмотря на то, что невестка не раз выражала свое недовольство.

Туго набитый портфель, который Сёдзо приносил домой, по правде говоря, был наполнен не столько материалами, относящимися к истории рода Ато, сколько книгами и выписками, которыми его снабжал Уэмура. Сегодня Уэмура дал ему фотокопии редких рукописей, хранящихся в Восточной библиотеке. Сёдзо обещал завтра же их вернуть. Ему нужно было сделать выписки из них, но он не мог взяться за перо. Прочитанная в газете заметка под заголовком «Приезд в Бэппу виконтессы Ато» выбила его из колеи. Перегнувшись через широкий стол, Сёдзо открыл окно. В теплом, чуть влажном вечернем воздухе чувствовался едва уловимый запах вина. Специфический запах этого дома. Он исходил от винных погребов, с трех сторон окружавших задний двор. Погреба с толстыми стенами и маленькими оконцами походили на крепость. Эти громоздкие строения и носившийся в воздухе запах сакэ больше чем что-либо другое напоминал Сёдзо о том, что он находится в отчем доме. Но, как и отец, Сёдзо не чувствовал никакого влечения к спиртному.

Правда, когда нужно было, он мог выпить много, и у него даже лицо не розовело. Наоборот, он немного бледнел, и только застывший взгляд свидетельствовал о том, что он все-таки пьян.

Вдыхая вечерний воздух, Сёдзо погрузился в воспоминания о своих детских годах. Это был самый верный способ отвлечься от того, что его тревожило и о чем ему хотелось забыть.

Сентябрь. По мощенной каменными плитами дорожке, которая, начинаясь у магазина, проходит под окнами столовой и, постепенно расширяясь, превращается в площадь, окруженную винными погребами, вереницей тянутся лошади, навьюченные тяжелыми кулями.

В кулях — недозрелая, зеленая хурма.

На специально оборудованной площадке поблизости от погребов стоят в ряд старинные каменные ступы-давильни. В них ногами давят молодые плоды. Полученное месиво перекладывают в огромный чан, взбираясь по прикрепленной к нему лесенке.

Так начинается процесс домашнего изготовления ценного рыжевато-коричневого красителя, идущего на окраску винных мешков*. Это как бы пролог к винокуренному производству.