Лабиринт

Сёдзо был благодарен дяде за то, что он не стал задавать ему никаких вопросов, а особенно за совет.

Лечебница доктора Сэгава, большого друга дяди, находилась в городе Камада и притом недалеко от тюрьмы, так что ездить туда можно было под предлогом свиданий с братом. Но ему нужны были деньги на гонорар врачу, на лекарства, наконец, на поездки в Камада. Все, что было у Сёдзо, он спустил в ту памятную ночь. В карманах у него было пусто. Правда, на правах второго сына владельца фирмы «Ямадзи» он пользовался некоторым кредитом. Если бы не это, у него не было бы даже возможности ежедневно заходить в табачную лавчонку и совать по пачке сигарет в правый и левый карманы своего пиджака.

— Но ведь господин Сэгава — это не то, что Миясита. Ему нужно... А у меня...— запинаясь, начал Сёдзо и наконец пробормотал, что у него сейчас нет денег. Он, не краснея, признался дяде, что заболел, а тут лицо его покрылось легким румянцем.

Табачнику платили по счетам в конце каждого месяца, С лечащим семейным врачом расплачивались по полугодиям — в конце июня и в конце декабря. Именно поэтому удобнее всего было бы лечиться у Миясита.

— Насчет денег что-нибудь придумаем,— сказал дядя.

— Спасибо, дядя. Но с какой стати вы должны расплачиваться за мои грехи? Мне стыдно тянуть из вас деньги, для того чтобы разделаться с последствиями своей дурацкой оплошности. А вообще-то, дядя, отец, наверное, и мне кое-что оставил? Я бы хотел это выяснить раз и навсегда. Я, конечно, понимаю, что, пока брата нет дома, сделать ничего нельзя, но знать это мне хотелось бы уже сейчас.

С того момента как Сёдзо решил оставить службу у Ато, он не раз думал об этом. Но сегодня он не собирался говорить с дядей о наследстве — это вышло случайно.

— М-да...— процедил сквозь зубы дядя и еще плотнее сжал свои тонкие губы.

Ответ был довольно неопределенный.

Затем дядя повернул голову к двери и дважды хлопнул в ладоши. Тетушка и служанка, наверно, возились сейчас на кухне, и на его зов никто не появился. Только эхо прокатилось по дому. Это был прочный, чересчур просторный старинный дом деревенского старшины, некогда принадлежавший родителям дядиной жены и перевезенный сюда из деревни. В комнате дяди и в других комнатах на потолке, толстых балках и стойках ниш виднелись какие-то странные трещины, вмятины, зазубрины. То были следы ударов топорами, секирами и косами, пущенными в ход повстанцами во время крестьянского восстания 1811 года. Дядя не пожелал передать этот дом в чужие руки и оставил в нем все, как было; он хотел сохранить его как своеобразный памятник знаменательных событий.

— Я, дядюшка, пожалуй, пойду,— проговорил Сёдзо.

— Погоди, погоди,—остановил его дядя и печально улыбнулся:—Что-то тетушка Орицу последнее время совсем туга на ухо стала.

И в тоне его голоса и в улыбке чувствовалось, что он любит свою старую жену. Он погромче хлопнул в ладоши, и в коридоре послышались торопливые шаги. Раздвинулись двери, на пороге застыла в поклоне служанка Токи: скоро будут готовы рисовые лепешки, и госпожа просит, чтобы Сёдзо-сан не уходил.

— Да я вовсе не за этим ее звал,— проворчал дядя, но тут же переменил тон.— Лепешки — это хорошо, но Сёдзо-сан останется с нами и ужинать, поэтому пусть госпожа пошлет слугу в город и велит закупить, что нужно.

Отдав распоряжение, дядя повернулся к племяннику:

— Ну вот, а теперь вернемся к нашему разговору. На твой вопрос о наследстве сразу не ответишь. Правда, если бы не случилось с тобой такой истории, и ты бы благополучно окончил университет, и если бы к тому времени еще жив был отец, тогда все было бы хорошо.

— Это я понимаю,— перебил его Сёдзо.

— А что касается дальнейшего, то единственный шанс получить свою долю наследства — женитьба. Признаться, я уже и сам думал о том, не пора ли тебе, брат, жениться...

>— Пока у меня еще нет такого желания,— спокойно и просто, словно речь шла о ком-то другом, возразил Сёдзо. Если бы не болезнь и не история с госпожой Ато, он, вероятно, сказал бы это еще более непринужденным тоном.

Почувствовав на себе живой, острый взгляд дяди, Сёдзо опустил глаза. И, бросив окурок в пепельницу, добавил:

— Да к тому же это и с материальной точки зрения пока невозможно.

Дядя снова испытующе посмотрел на него.

Старику было уже шестьдесят пять лет, под глазами у него висели мешки (этим он тоже напоминал отца), но сами глаза казались удивительно молодыми.

— Но ведь если таким путем решается вопрос о доле наследства, то эта сторона дела тоже решится. Сколько ты получаешь у Ато?

— И об этом я вам тоже хотел сказать. Я там больше не работаю.

— О! Это новость!

— Вчера я послал им уведомление, что отказываюсь от службы, и письмо Таруми. Когда-нибудь я смогу вам все подробно рассказать, но иначе я поступить не мог.

— Ив Токио больше не поедешь?

Этот единственный вопрос, который задал дядя вместо того, чтобы разбираться, в чем тут дело, поставил Сёдзо в тупик. Он прозвучал для него как звонок на экзамене, на котором он еще не успел закончить письменную работу.