Кончиками пальцев с бледно-розовым лаком на холеных ноготках Тацуэ вытянула из вазочки соломинку и принялась вертеть ее. Потом взглянула на большой рот Мидзобэ, на его подстриженные усики, похожие на прилипшую под самым носом щепотку табаку, и рассмеялась. Засмеялся и Мидзобэ вслед за ней.
Незаметно Тацуэ перевела разговор на общих знакомых и стала расспрашивать о приятелях художника, одновременно с ним бывших в Париже. Как бы мимоходом она спросила и о женщине, которую, по слухам, там оставил Кунихико Инао.
— У нее от него ребенок? Это верно?
— Верно. Дочка. Теперь ей уже пять лет. Хорошенькая девочка. Похожа на Полину.
— Так эту особу зовут Полина? А чем она теперь занимается? Натурщицей стала?
— Почему натурщицей? Она ведь певичка. И большей частью выступала в кабаре. А почему вас вдруг заинтересовал господин Инао?
Не выпуская изо рта матросскую трубочку, Мидзобэ повел в воздухе своим коротким носом, как охотничья собака, почуявшая дичь, и ухмыльнулся.
— Он бывает теперь на танцевальных вечерах у тети Масуи, и я с ним там познакомилась,— ответила Тацуэ и с самым простодушным видом продолжала: —А вдруг Инао вздумает на ком-нибудь жениться, и тут, как снег на голову, эта женщина, да еще с ребенком! Недурная будет сенсация для газет! — с невинным видом сказала она.
— Ну, для такой сенсации незачем кого-нибудь тащить из Франции. Красоток, брошенных Инао, и в Японии достаточно. Материалов о его похождениях найдется сколько угодно. Да кто же решится его ославить? Все так и смотрят ему в рот, вернее, в карман, в том числе и газетчики...
Мидзобэ не договорил, увидев Кидзу, который поднялся по лестнице с каким-то молодым человеком и направился к столику наискосок от них. С Кидзу художник был знаком по «Токио ниппо», так как делал для этой газеты иллюстрации.
— Алло! Кидзу-сан!—приветливо крикнул Мидзобэ, обрадовавшись возможности прервать смущавший его разговор. Ведь как ни крути, а это попахивало сплетней... Вдруг дойдет до Инао!..
Кидзу, уже собиравшийся сесть за столик, повернулся к Мидзобэ и сразу перевел взгляд на Тацуэ. Изобразив на лице приятное удивление, он выпрямился и подошел к ним
— Господин Кпдзу из «Токио ниппо»,— представил его Мидзобэ.— Что? Вы уже знакомы?
— С господином Кидзу из «Токио ниппо» я еще не знакома,— улыбаясь, сказала Тацуэ.— Давно вы в этом амплуа?
— Нет. Я еще там новичок,-— ответил Кидзу, блеснув своими безукоризненно ровными и белыми зубами, которые особенно выделялись на его смуглом лице.
Тацуэ вспомнилось время, когда он с Канно часто приходил к ним играть в теннис. Тогда Кидзу был веселым, беспечным студентом и казался совершенно равнодушным ко всяким идейным спорам. Любопытной фигурой был этот Кидзу — всегда в затрепанной студенческой куртке, с полотенчиком через плечо, изящный, худощавый, с гладкой тугой кожей на лице, быстрым, острым взглядом и энергичной, решительной речью. Он и сейчас, кажется, не переменился.
С места в карьер Кидзу сообщил о блестящих отзывах, полученных на рисунки Мидзобэ, и о намерении редакции командировать его куда-то с одним из репортеров для зарисовок с натуры. Все это он проговорил быстро, четко. В нем чувствовалась не только расторопность, обязательная для всякого молодого журналиста, но и какая-то врожденная ловкость и находчивость.
— Кстати,— обратился он к Тацуэ,— в прошлом месяце я заходил к вам. Но дальше вестибюля меня не пустили.— И он рассказал, что бой, которому он вручил свою визитную карточку корреспондента газеты, даже не пошел о нем докладывать, а ответил, что госпожа Тацуэ в отъезде.
— А вы приезжайте не для интервью, а в гости, и вас всегда любезно примут,— с шутливой важностью заявила Тацуэ. И уже по-дружески, но не без тайного смысла добавила:— А вы, Кидзу-сан, тоже изменились.
— Вы находите?—снова улыбнулся Кидзу, делая вид, что он не понял намека.— Надеюсь, не так сильно, как Канно-сан?
— Возможно. Но у Канно сейчас такая нудная и нелепая работа, от которой действительно можно зачахнуть. Вы с ним виделись?
— Встретился на днях. После того как он уехал к себе на родину, о нем не было ни слуху ни духу. Если бы не Ода, я бы так и не узнал, что он вернулся.
-— Это с вами Ода? — Краешком глаза Тацуэ посмотрела на столик, за которым в одиночестве пребывал спутник Кидзу.— Почему вы его не привели с собой? Пригласите его к нам. Что он там один скучает! — сказала она.
— А ведь в самом деле! — засмеялся Кидзу и подал знак приятелю.
Ода перешел за их столик. Тацуэ сказала ему, что видела его в день открытых дверей в университете.
— О! А я вас и не заметил! — простодушно удивился Ода. Его непосредственность, близорукие глаза, внимательно смотревшие сквозь толстые стекла очков, короткий, сдержанный смех и вся его манера держаться сразу вызвали у Тацуэ симпатию.
— Что ж тут удивительного! — подхватил Кидзу.— Ведь Ода совершенно не замечает людей. Кроме вредителей риса, он ни на кого не обращает внимания. Вернее, всех, кого он видит, он принимает за вредителей рисовых полей.
— Ну, уж будет тебе!—добродушно остановил его Ода.