Лабиринт

— А вы знаете, что профессор Имура сейчас уже в Атами?

— Да, я думаю сойти в Атами и навестить его.

Однако о любезном предложении Таруми пожить там несколько дней в гостинице «Сёфукаку» Сёдзо упоминать не стал. Ему хотелось только нанести визит профессору Имуре и сразу же после этого сесть в поезд и следовать дальше. Правда, Марико находилась сейчас в доме дяди, и поэтому беспокоиться за нее было нечего, но ведь он уехал в Фукуока совсем ненадолго, только чтобы проводить Тацуэ и Кунихико, летевших в Шанхай, а отсутствовал уже десять дней. Это была первая их разлука после свадьбы. Ночью в постели он напрасно искал во сне теплые мягкие руки, обнимавшие его дома, теплое тело Марико, которое всегда было рядом, и чувство одиночества и какого-то отчаяния охватывало его, когда он внезапно просыпался от ощущения холодной пустоты возле себя. Но, не говоря уже обо всем этом, о тоске по Марико, он не хотел задерживаться в Атами еще и из-за госпожи Масуи: узнав, что он остановится в «Сёфукаку», она могла заявить: «Я, пожалуй, тоже проедусь с вами». Пользуясь случаем, она пожелала бы проведать свою землячку — вторую жену доктора Имуры — Ёсиэда, на которой тот женился года четыре тому назад и которая была на двенадцать лет моложе его. Если Мацуко потом и узнает, что Таруми предложил ему пожить в «Сёфукаку», пусть узнает, но сейчас он решил ничего ей не говорить, кроме того, что собирается сделать остановку в Атами.

К счастью, Мацуко интересовало совсем другое. Ей хотелось рассказать ему о прошлом молодой жены профессора Имуры. До того как она вышла за него, она была замужем дважды, и оба раза не проходило и полгода, как она становилась вдовой.

— А теперь вот нашла себе такого замечательного мужа. Но люди говорят, будто она недовольна, что вышла за пожилого человека. А Имура-сан всячески угождает ей, чуть не на руках ее носит. Как у вас в библиотеке, поговаривают об этом?

— Нет... Я не слышал...

Сёдзо вспомнился один сотрудник книгохранилища, который часто бывал у Имуры в доме. Обычно он бывал неприветлив и молчалив, как железная противопожарная дверь книгохранилища, но когда выпивал, то становился совсем другим человеком. Это именно он болтал о том, что вдовы, вторично вышедшие замуж, частенько предъявляют к своим мужьям чересчур большие требования, и намекал на то, что профессор болен именно по этой причине. Из чувства брезгливости и осторожности Сёдзо ни словом не обмолвился об этих сплетнях, предоставив Мацуко восхищаться счастливой судьбой жены доктора; тут же она привела свежий еще в ее памяти пример иной человеческой судьбы...

— И вот подумайте, живет себе эта особа пресчастливо, выйдя в третий раз замуж, а Тацуэ нет на свете! Не могу с этим примириться! Так удачно вышла замуж, так была любима мужем и умерла такой ужасной смертью! Видно, несчастливой она родилась. Хотя, правда, во вчерашней проповеди говорилось, что для любящих супругов умереть в один день и почти в один и тот же час — это счастье, выпадающее на долю не всякому. А вы слышали, что говорил старший брат Инао? Так, значит, было пред-

назначено судьбой, связавшей их и на жизнь и на смерть. А все-таки умереть — это ужасно! Ведь второй раз на свет не родишься. Какие бы у тебя ни были несчастья, но уж смерть хуже всего.

Мацуко болтала так оживленно, словно речь шла о чем-то веселом. В это время взгляд ее упал на изящный письменный столик, стоявший у большого полукруглого окна. Давно уже миновали девичьи годы Мацуко, когда она увлекалась литературой, теперь она не читала толком даже газет и ничего не писала — разве что черкнет изредка открытку, и столик служил скорее украшением комнаты, так же как и висевшая в нише продолговатая картина с изображением красавиц эпохи Гэнроку или стоявшая на полочке голубая фарфоровая ваза с белым цветком. На письменном столике обычно не было письменных принадлежностей. Но сейчас, против обыкновения, рядом с лакированным и украшенным золотым узором ящичком для туши на нем лежал белый листок плотной бумаги, свернутый так, как сворачивают заупокойные молитвы. Ее круглые рыбьи глаза вдруг остановились, а толстый двойной подбородок обвис. У нее было такое испуганное выражение лица, будто она жадно ела что-то вкусное и вдруг подавилась. Но она мгновенно оправилась и снова воспрянула духом.

— Конечно, умереть на войне — это совсем другое дело. Это не бесполезная смерть, а почетная кончина на поле брани. Это смерть за родину. Каждый японец должен мечтать умереть так.