Лабиринт

— Но ведь это еще не так скоро — в середине будущего года. Стоит ли сейчас так хлопотать?

— Первого ребенка надо рожать в доме родителей, и Марико должна была бы приехать в Токио. Но сейчас в поездах такая давка, что вряд ли это возможно. Если бы как-нибудь доставить ее в Фукуока, а там самолетом? Я уже думала об этом, но после того, что случилось с Тат-тян, я боюсь. Да, Сёдзо-сан, боюсь!

Она сделала короткую паузу, а затем принялась рассказывать, что вдова одного зубного врача, в прошлом чья-то содержанка, пользуется доверием у всех дам как замечательная гадалка, и она заранее предсказала Тацуэ такой конец.

— Что за глупость! — сказал Сёдзо.

— Да нет же. Она и накануне событий двадцать шестого февраля совершенно точно предсказала, что случится с супругами Сайто. На этот же раз, поскольку дело касалось Таттян, она решила до поры до времени ничего не говорить Таруми, первой об этом узнала госпожа Ато. Дело в том, что звезда Таттян едва-едва мерцала и готова была вот-вот погаснуть, как лучинка или уголек в воде. А расположение звезд у Кунихико было еще ужаснее. Вдобавок к этому у них получилась несчастливая разница между годами рождения. Он родился в год быка, а она в год обезьяны. Там как-то получается шесть белых против двух черных... Мне все это подробно рассказывали, но я забыла.

Мацуко сдвинула свои густые брови, потом одна ее бровь чуть-чуть опустилась, а другая поднялась и изогнулась, как лук. По-видимому, она все-таки пыталась что-то припомнить. Однако восстановить в памяти загадочные слова гадалки ей было почти так же трудно, как найти среди звезд на небе звезду Тацуэ. А кроме того, Мацуко не помнила, Кунихико ли родился в год быка, а Тацуэ в год обезьяны или наоборот. Чтобы это установить, ей пришлось бы заняться сложными вычислениями с помощью пальцев.

Но тут как раз пришла горничная и доложила, что все готово — госпожа может идти одеваться. Заодно она принесла картонную коробку.

— Это тоже, кажется, надо положить в чемодан,— сказала она.

— Да, да, я чуть не забыла! — воскликнула Мацуко.

В коробке было двадцать пачек сигарет «Золотой коршун». Мацуко сказала, что она только вчера достала их для Сёдзо. За сигаретами, которые выдавались по карточкам, люди выстраивались в длинную очередь еще затемно И стояли на холодном ветру; да и то они доставались не всем. Итак, полученный Сёдзо подарок представлял собой сущий клад.

— Ну, это ук чересчур! — пробурчал Сёдзо.— Чемодан и так набит до отказа.

— А вот сюда, где лежит полотно, еще можно втиснуть.— Мацуко тоже наклонилась к чемодану и, помогая укладывать, сказала, чтобы остальные пачки Сёдзо сунул в саквояж.— Ведь в дороге тоже не купите, а из саквояжа всегда можете достать.

— Конечно, сигареты не сакэ. Это не опасно.

Сёдзо постарался за шуткой скрыть свое смущение. Мацуко громко рассмеялась: в самом деле, от табака ведь никто не пьянел, не распевал песни и не пускался в пляс. А забавно было бы хоть раз увидать такую картину! И, смеясь от души, она пошла переодеваться, чтобы отправиться на церемонию поминовения воинов, погибших на поле брани.

— А, Сёдзо, ты здесь!

— Завтра собираюсь уезжать.

— Значит, встретились кстати.

Против обыкновения Масуи был без Эбата. Не спеша снимая у входа обувь и передавая шляпу мальчику-слуге, он спросил его, протоплена ли гостиная, а затем снова обратился к Сёдзо:

— Я жду гостя, до его прихода у меня есть немного времени.

Войдя в кабинет, он снял пальто из верблюжьей шерсти. Под пальто на нем был темно-синий в полоску английский костюм. Так называемую «народную одежду» — защитного цвета френч со стоячим воротником, похожий на военный мундир,— он не носил. Он не любил менять свои привычки, по этой же причине он не пользовался ручными часами, а носил старомодные, большие, с двумя крышками платиновые часы с цепочкой, которые держал в брючном кармашке. Он отличался также педантичной аккуратностью. Сняв пальто, он сам вешал его в шкаф, стоявший рядом с кроватью. Надевая или снимая свою одежду, Масуи не терпел посторонней помощи. Он требовал, чтобы вся его одежда всегда была бы вычищена, белье выстирано до белоснежной белизны, выутюжено и сложено или развешано в том самом порядке и в том месте, которое он определил. Особенно требователен он был к белью. Точно так же, как на его большом письменном столе, не уступавшем по размерам кровати, непременно находилось два ящика — для решенных и нерешенных дел, так и шкафов у него было два — с правой и с левой стороны от кровати. Стоило ему открыть дверцу шкафа тутового дерева с левой стороны, и там всегда к его услугам лежало полдюжины — ни больше и ни меньше — сверкающих белизной рубашек.

На кровати, покрытой атласным покрывалом синего цвета, лежал чесучовый халат на шелковой вате. Уже с осени Масуи остерегался простуды.