Лабиринт

— Да, я слышал от госпожи Масуи о вашем желании встретиться со мной. Но я ответил тогда, что у вас не может быть никакого дела ко мне, что нам не о чем с вами говорить, что я больше не являюсь ни вашим служащим, ни вашим домашним учителем и, следовательно, никакого отношения к вам не имею. Если вам не передали моего ответа, то я пользуюсь случаем, чтобы его повторить. И если вы поняли мои слова, прошу вас оставить меня.

Миоко ничего не ответила. Скорее всего, она это пропустила мимо ушей. В противном случае она не перевела бы на него с таким кокетством свой взгляд, который до этого был устремлен на отлитую в виде листка лотоса пепельницу, словно она выжидала, что раньше кончится — резкая и какая-то заученная тирада или дым от окурка, все еще вившийся тонкой струйкой.

— 0 наших отношениях догадывалась одна только Тапуэ-сан. Вам это известно?

— Что?

Строгое выражение на лице Сёдзо сразу сменилось замешательством.

— Этого не могло быть,— солгал он.

— Могло. Ведь она меня просто ненавидела. И только потому, что знала. Других причин у нее не было. Впрочем, если вы сомневаетесь, могу вам сказать, что получила от нее письмо.

— От Таттян? Когда?

— Вскоре после того, как мы с вами встретились в Каруидзава. С тех пор прошел год. В тот вечер была такая же красивая луна, как сегодня. Вы уже, наверно, забыли. Мужчинам хорошо, они беспечны.— Говоря это, Миоко переменила место и подсела к нему с полной непринужденностью. Мало того. Благородная, полная достоинства, красивая дама, которая всего несколько мгновений назад была здесь, внезапно исчезла, уступив место легкомысленной женщине, у которой утонченность лишь подчеркивала невероятное распутство. Сёдзо убрал ее руку со своего колена и строго спросил:

— Что было там написано?

— Что написано? Дословно я не могу повторить. Во всяком случае из письма я поняла, что и госпожа Тацуэ вас любила. Я даже подумала: быть может, они вдвоем до сих пор очень ловко дурачат всех вокруг. Ой! Какое у вас страшное лицо!

— Послушайте! Вы! Можно врать, но надо знать меру!

— Хорошо. Оставим это. Да? За это я покажу вам письмо.

— Оно при вас?

— Письмо в моей комнате. Я ведь и встретиться с вами хотела лишь для того, чтобы его показать. Если вы ко мне зайдете, я могу вам его отдать.

«Лучшей ловушки не сумела придумать?» — готов был вслух рассмеяться Сёдзо. И вместе с тем слова ее дурманом проникли в его душу. Пытаясь не поддаться ему, он вдруг резко отодвинулся.

— У меня нет особого желания видеть это письмо.

— Правда?

— Во всяком случае уходите. А не то я позову горничную. Я скажу ей, что незнакомая мне дама, видимо, ошиблась дверью, и прикажу проводить вас.

— Ах, боже мой! Как у вас испортился характер, с тех пор как вы женились.

— Пусть так, но уходите. А, черт!

Сёдзо вскрикнул. Его как будто укусил какой-то зверек. Затем он услышал приглушенный смех Миоко. Через мгновение дверь раздвинулась и Миоко исчезла в коридоре. В комнате внезапно стало совершенно темно — она повернула выключатель на наружной стенке. Дверь осталась открытой.

Сёдзо бросился на постель одетым. Он даже не включил ночник. Кончик уха еще горел, и это было приятно; Сёдзо как будто еще ощущал прикосновение ее острых зубов. Такие же острые зубы покусывали и щекотали его где-то внутри — то тут, то там. Сёдзо лежал навзничь, не двигаясь, и из своей темной комнаты смотрел на узкую голубую полоску, в которую лунный свет превратил продолговатое оконце на галерее, видневшееся через раздвинутую дверь. Проем раскрытой двери словно гипнотизировал его. «Вы захотите прочесть письмо,— казалось, шептала ему Миоко,— и обязательно ко мне придете. Я знаю, я уверена. Поэтому я и оставила дверь открытой».