Лабиринт

Первую неделю своего отпуска Сано провел здесь и, конечно, сделал это для меня, а не для себя. По возвращении отсюда он будет работать в церковной летней школе для детей. Какой он трудолюбивый, какой искренний и какая у него непоколебимая вера. Только и есть у меня сейчас хорошего в жизни, что дружба с ним, а так ничто по-настоящему не радует. И чем больше я начинаю ее ценить, тем больше мне делается стыдно за себя. Да если бы только за себя — это бы еще полбеды. Нет, все, кто меня сейчас окружает, похожи на тех белых каракатиц, у которых внутри скрыт чернильный мешок: внешне они выглядят вполне прилично, но стоит только притронуться к ним, и они извергают черную зловонную жидкость. Взять хотя бы наш новый дом, выстроенный здесь. У меня не хватает смелости объяснить Сано, почему его построили далеко в горах, куда от Бэппу на автомобиле нужно ехать целый час. Сано верит, что все дело в моем здоровье, что хотели создать подходящие условия для меня — ведь я еще слаб и должен остерегаться простуды, а здесь совершенно нет сырости. Могу ли я рассказать ему, что причина совсем другая? Просто здесь удобнее устраивать тайные попойки для господ офицеров, от которых зависит увеличение или уменьшение заказов на ручные гранаты, на снаряды для минометов, на части для самолетов, на консервы, а также зависит и то, будут ли быстро доставляться материалы и сырье. Выбирая это место для постройки дома, руководствовались именно этими соображениями.

Еще в нашем, городском доме в Юки я случайно стал свидетелем того, как некий интендантский инспектор, напившись до бесчувствия, свалился с лестницы, пересчитав все ступеньки со второго этажа и испачкав их своей блевотиной. Меня тогда охватила такая ярость, что я готов был избить этих пьянчуг. Да если бы они только напивались и наедались как свиньи — пусть их жрут и пьют, но ведь перед их приездом сюда привозят из Бэппу женщин. На машинах доставляют сюда самые разнообразные продукты, которых теперь люди даже не видят. И привозят чемоданы, набитые нарядами, для того чтобы женщины, одетые в брюки военного времени, могли принять здесь свой обычный вид обольстительных гейш.

В горах прохладнее, чем на побережье, и наш новый дом чаще всего пустует, но ведь не из-за этого же я надумал приехать в это подлое гнездо. Если бы на эту виллу не была отправлена Раку, и я не поехал бы сюда. Вот признался и чувствую, что покраснел. Открыть это Сано у меня тоже не хватило духа. Сано подарил мне два томика «Дневника» Амиэля ¹⁹⁶. Все хорошее, что я читаю, обычно доходит до меня через Сано, подобно тому как через окно вливаются в комнату чудесные солнечные лучи.

Июнь 1941 г.

Видел во сне подполковника, преподававшего у нас военное дело. Любопытный тип! Усы у него как две пики, и на вид он похож на генерала Араки, чем он очень гордился. Когда-то этот бравый воин служил в частях Квантунской армии. Когда подполковник со свирепой гримасой на маленьком загорелом лице, сверкая узенькими глазками, кричит что есть силы хриплым голосом: «Коли!» — право, он напоминает какую-то фантастическую ночную

птицу. Однажды я видел его в профессорской. Он курил сигарету в мундштуке. И этот тонкий мундштук, который торчал из его рта с выступающими вперед зубами, был как клюв и еще больше делал его похожим на зловещую хищную птицу. Позади него на стене белел прикрепленный кнопками лист плотной бумаги с размашисто написанными большими иероглифами. Надпись гласила: «Воин всегда готов к смерти». По-видимому, наш вояка чрезвычайно гордится этим автографом небезызвестного генерал-лейтенанта А., японского соглядатая, приставленного к маньчжурскому императору в качестве личного адъютанта. Дух военной муштры, проникший в университеты, крепко держит нас в своих когтях.