Лабиринт

Из рва он вылез весь в грязи и пошел в казарму, чтобы привести себя в порядок. Однако, когда он подошел к воротам, у входа рядом с часовым стоял вестовой капитана Макимура. Сёдзо было приказано немедленно явиться к командиру отряда. Что это могло значить? Чуть не бегом, пересекая наискось двор, Сёдзо направился к командиру отряда.

— Рядовой первого разряда Канно явился по вашему приказанию! — отчетливо, по всей форме доложил Сёдзо, остановившись в дверях.

Командир, сидевший за столом у окна, лениво повернул к нему свое усатое лицо. Казалось, капитанские усы — это не обычная растительность на лице, а, наоборот, глаза и нос — лишь некий придаток к этим пышным усам. Солдаты уже давно шутили на эту тему, а за последнее время растительность на лице капитана стала еще более пышной и лоснящейся. Вероятно, таково было действие обильных трапез, которые готовил Чэн. Сейчас капитан, видимо, предвкушал близкий ужин — тушеное мясо и курицу с рисом. И глаза его, под которыми набрякли мешки, добродушно глянули на солдата.

— Тебя вызывают в штаб. Подробности сообщит фельдфебель Уэда.

— Слушаюсь!

Но Сёдзо ничего не понял. Подобно тому как слишком высокие звуковые волны не воспринимаются человеком, так и речь капитана не коснулась слуха Сёдзо. До парализованного страхом сознания дошли лишь отдельные слова: вызов,, штаб, подробности,.. Вызывают в штаб? Его? Рядового солдата? Может ли это быть? Очевидно, из-за письма. Наверно, все раскрылось. На мгновение сердце его превратилось в ледяной комок. Он закусил чуть не до крови нижнюю губу, стараясь унять ее судорожное подергивание. Впрочем, будь это настолько серьезно, вряд ли командир отряда говорил бы с ним так благодушно. Сёдзо никак не связывал этот благодушный тон с близостью долгожданного ужина, и когда через минуту он входил в унтер-офицерскую комнату, в сердце его зажглась слабая надежда.

Не обращая внимания на Сёдзо, стоявшего навытяжку у дверей, фельдфебель Уэда продолжал строчить очередной рапорт о ходе ремонтных работ. Сидел он спиной к Сёдзо за столом у окна и заставил солдата прождать минут пять, если не больше. Противно  торчащие уши, длинная голова, которую фельдфебель собственноручно стриг машинкой, и шея и женоподобная спина придавали его облику что-то жестокое и бесчеловечное. Сёдзо чудилось, что ему уже вынесен приговор, и со страхом ждал, когда фельдфебель обернется и раскроет рот.

Наконец фельдфебель грузно, вместе со стулом, повернулся к Сёдзо:

— Наверно, уже слышал от капитана? Тебе приказано явиться в штаб. Отправишься завтра в пять утра. Грузовая машина выходит из поселка С. в семь тридцать. Сейчас все заняты, поэтому в охрану выделяются четыре солдата. Они будут сопровождать тебя только до поселка С. Дальше будешь следовать вместе со старшим ефрейтором Хамой. Понятно?

— Так точно!

— Можешь идти.

— Слушаюсь!

Однако резиновые сапоги Сёдзо были будто невидимыми цепями прикованы к полу. И после мгновенного колебания он все же решился обратиться к фельдфебелю, хотя чувствовал себя рабом в тяжелых кандалах, на которого вот-вот обрушится плеть хозяина. Охрипшим голосом он произнес:

— Господин фельдфебель, а в чем дело?

— Мне ничего не известно. Получен приказ — рядового первого разряда Канно завтра до полудня выслать в штаб — и все. А ты реши сам почему. Наверно, кое-какие догадки у тебя есть,— ответил Уэда. Взгляд его колючих глаз, сверкнувших на сухощавом лице, пронзил Сёдзо.

Глава пятая. Чжан-сяньшен *

* Сяньшен — китайская форма вежливого обращения.

На следующее утро, лишь только на востоке посветлело небо, заскрипели блоки подъемного моста.

В 5.00, следуя приказу, группа солдат перешла мост, переброшенный через ров, и вышла на дорогу, тянувшуюся через поле по ту сторону рва. Шесть километров до деревни О. и затем девять километров до поселка С.— всего пятнадцать километров. Пройти такое расстояние за два с половиной часа для привычных ко всему солдатских ног не так-то уж страшно. Во всяком случае нужно было во что бы то ни стало успеть на грузовик, отправлявшийся из поселка. Железнодорожную линию ожесточенно бомбили с воздуха, и поезда ходили теперь только ночью, да и то нарушали расписание ввиду частых партизанских набегов. Поэтому-то грузовики стали основным транспортным средством.

Где-то далеко за вершиной горы поднималось солнце, оно постепенно перемещалось к западу. Вот сейчас оно скользит за самым высоким гребнем горы. Здесь, на равнине, рассвет наступал позже. Но как только солнце показалось из-за горы, могучий поток света, хлынувший, точно вода через открытый шлюз, в мгновение ока затопил землю вплоть до самого горизонта. Унылые, однообразные нивы внезапно раздались вширь, заискрились, заиграли. Местами еще низко стелилась бледно-сиреневая дымка тумана—это таял иней. Небо было высокое, пронзительно голубое.