Лабиринт

Понятно, вся власть в отряде немедленно перешла в руки фельдфебеля. Первое, что он сделал, это изгнал из унтера офицерской комнаты Хаму. Хотя там и имелась перегородка, Уэда не мог перенести, чтобы в одной комнате с ним жил какой-то старший ефрейтор, считая это подрывом устоев воинской дисциплины, которая, как известно, требует строжайшего соблюдения субординации. Он сразу же стал подтягивать разболтавшуюся дисциплину и добился определенного успеха. Разговоры о женщинах, возможно, и велись, но азартные игры почти прекратились. Солдаты теперь так были заняты службой, что у них ни на что не оставалось времени. Не стал фельдфебель Уэда и обхаживать капитана, командира отряда, по примеру прежнего младшего унтер-офицера, а был с ним неизменно резок и откровенен. Начал он с того, что открыто возмущался непомерным обжорством капитана. Видимо, ждал только подходящего предлога, чтобы выставить Чэна из отряда, как он уже выставил Хаму из унтер-офицерской комнаты. Не случилось это лишь потому, что сообразительный повар сразу же стал готовить еду на двоих.

И в отношении партизан фельдфебель Уэда применил особую тактику, нежели другие отряды. Он делал вид, что ему ничего не известно ни о листовках, о которых ходили слухи, ни о свертках с прокламациями, ни о том, где имен-, но все это происходило. Он считал, что одно лишь упоми-: нание обо всей этой «возне» было даже на руку партизанам А он вовсе не желал попасться им на удочку. По его приказу отряд усиливал укрепления, готовясь к обороне. Ночью теперь часовыми на вышке дело не ограничивалось. В нише переднего бруствера было установлено два гранатомета, и каждый вечер из них стреляли, причем в разное время. Обычно стреляли попеременно из каждого гранатомета, но иногда угрожающе бухали оба вместе. Ночная тишина сотрясалась от грохота, взлетавшие дугой с башни две огненные полосы, казалось, донесутся до мерцающих звезд и, слившись с ними в один огненный вихрь, рассыплются по небу. При свете пороховой вспышки внезапно, как мираж, возникали внизу ворота, подъемный мост, ров, широко раскинувшиеся чернеющие пашни и даже далекие очертания гор. Зрелище было весьма эффектно, но фельдфебель Уэда преследовал более существенные цели. Если бы в это время группа партизан с мегафоном приблизилась на расстояние тридцати метров, ее или бы обнаружили в свете яркой вспышки, или сожгли огненным потоком.

Еще более рьяно фельдфебель принялся за укрепление рва. Ливни, вызвавшие нынешним летом разлив Хуанхэ, затопили низину вокруг рва и размыли почву. Кое-где дожди чуть не вымыли из почвы расшатавшиеся колья, и их удерживали на месте лишь ряды колючей проволоки. Фельдфебель энергично взялся за ремонт этих укреплений. Тщательно отобранных и проверенных китайцев пригнали из деревни О, в помощь отряду. Их поставили на переноску грунта, Непосредственно к ремонтным работам допущены они не были. Поэтому солдаты, мобилизованные на подсыпку обвалившегося края рва, забивали новые колья, натягивали колючую проволоку, и им приходилось еще более туго, чем китайцам. Наполнив коричневатой мягкой землей подвешенные на коромысло корзинки, китайцы ходили от края холма до места работ у рва и обратно. А солдаты несли еще свои обязанности по казарме, ночную караульную службу, стреляли из гранатометов.

Но для Сёдзо этот тяжелый труд был скорее облегчением, он помогал ему забыть те душевные муки, которые вызвало письмо Марико. Правда, он сразу же написал ответ и приказал ей, прежде чем писать сюда, советоваться с дядей. Но когда это письмо дойдет до нее? И кто знает, а вдруг она уже написала ему еще одно такое же письмо? Сёдзо жил в постоянной тревоге и даже в часы, свободные от работы, не находил себе покоя. Капитан появлялся лишь изредка. Расслабленной походкой он обходил места работы и тут же удалялся. Зато фельдфебель следил за солдатами в оба, то и дело обрушивая на них целые потоки ругани и проклятий. Не забывал фельдфебель заглядывать и в новый карьер, откуда брали землю. Чаще всего пинки доставались старику китайцу. Напрягая изо всех сил костлявые плечи, еле прикрытые синими лохмотьями, обливаясь потом под прямыми лучами осеннего солнца, шатаясь под тяжестью корзин, он задыхался и отставал от других. А снести пинок подкованного ботинка фельдфебеля мог не каждый.

В тот день, когда уже наступили сумерки и работа близилась к концу, Сёдзо постигла неудача. Укрепляя кол на краю рва, он оступился и с лопатой в руках полетел вниз.

— Ну и лежи себе там до вечера. Так спокойнее! — крикнул ему кто-то сверху и засмеялся.

Фельдфебеля, к счастью, поблизости не оказалось, и солдаты весело подшучивали над Сёдзо, который, как муравей, копошился на дне глубокого рва.

— Правильно! А еду мы тебе сверху будем сбрасывать!

— Там у тебя настоящая дача!

— Ладно, только не забудьте на поверке откликнуться за меня,—- весело отозвался Сёдзо.