Лабиринт

— Ты, конечно, считаешь все это глупостью, но гадалка настолько верно предсказывает, что порой даже жутко становится.

Речь шла о вдове зубного врача, которая среди знакомых Кимико слыла настоящей прорицательницей.

— Бросьте, мама, это чистейший обман. Она всем одно и то же предсказывает!

— Бывает и так. Ну и что из этого? Ведь заботы и тревоги у людей одни и те же.

— Вроде ваших, мама!—усмехнулась Тацуэ, со звоном бросая на тарелочку нож вместе с кожурой.

Какие заботы и тревоги имела в виду Тацуэ, уточнять она не стала. Как всегда в подобных случаях, Кимико решила, что больше никогда не станет рассказывать при дочери ничего интересного, и, как всегда, не выдержала. Эта вдова-гадалка обладала поистине чудесным даром. Недавно она буквально всех потрясла. У близкой приятельницы Кимико из шкатулки пропал перстень с брильянтом. Подозрение пало на служанку, которая за несколько дней до пропажи спешно попросилась в отпуск и куда-то уехала.

Но гадалка решительно заявила, что служанка в краже невиновна. Да она и не ушла из вашего дома. Вы, говорит, не ее ищите, а ищите кольцо, ищите его где-нибудь повыше — и оно найдется. И действительно, вскоре кольцо нашлось в спальне, на втором этаже. Служанка же почему-то не возвращалась, и хозяйка не знала, что и думать. Но на днях шофер вдруг по секрету сообщил ей, что служанку хозяин перевел в дом своей содержанки.

— Ну не удивительно ли, Сёдзо-сан?—сказала Кимико.— Вы поняли, что значило: «Да она и не ушла из вашего дома»? Ведь что в семье, что у содержанки—все равно у одного хозяина! Гадание оказалось просто изумительным, настолько точным, что дама даже не рассердилась на мужа за то, что он завел содержанку.

Жене господина Сайто, с которой Кимико встретилась у кого-то из светских дам, гадалка сказала, что той угрожает серьезная опасность, нависшая над ней подобно скале, вот-вот готовой обрушиться. Прихлебывая вместо чая какой-то лечебный отвар, Кимико собиралась рассказать эту историю во всех подробностях (кстати сказать, отвар был одним из средств китайской медицины, которой весьма увлекались в последнее время все великосветские дамы), но тут доложили о приезде Мацуко.

— Простите, что я прямо в шубе! — улыбаясь, проговорила Мацуко, шумно входя в столовую. Рослая, полная, укутанная в черное котиковое манто, она напоминала кита. Сняв с себя манто и подобранный в тон ему горжет из темных соболей, она небрежным жестом бросила все на диван.

-— О, да вы уже в полном параде,— заметила Кимико.

На Мацуко был траурный наряд.

— Да, чтобы не заезжать переодеваться. Правда, траур при таких событиях — примета дурная, но я нигде шубу не снимала,— ответила Мацуко, широко улыбаясь. И она подмигнула Тацуэ, как бы говоря: «Видишь, я уже заразилась суеверием от твоей мамы», и, взглянув на Сёдзо, кивком указала ему на хозяйку дома. Кимико пододвинула для нее стул к печке и подбросила дров, которые, весело затрещав, вспыхнули ярким пламенем.

— Этак я, пожалуй, совсем изжарюсь,— засмеялась гостья и отодвинулась от печки.

— Да, редко кто так не боится холода, как вы,— заметила Кимико.

— Что ж тут удивительного! На мне столько мяса, что я словно в несколько ватных одеял закутана,— снова шумно рассмеялась Мацуко.— Кстати, утром мне звонила госпожа Н., и я обещала за ней заехать. Вы не против ехать со мной?

— Конечно, нет. Но, по правде говоря, я все еще не решаюсь. Ведь это не обычное несчастье. Не знаю, уместен ли будет наш визит...

— А вот госпожа Н. настаивает на том, чтобы съездить. Именно потому, что это не простая смерть, следует, говорит, выразить хоть соболезнование. И не надо стесняться.

Речь шла о траурном визите, который дамы собирались нанести одной из своих близких приятельниц — жене убитого министра Сайто, раненной во время покушения на ее мужа и ставшей, таким образом, тоже одной из жертв путчистов, наравне с видными министрами.

Кимико, которая любила говорить, что она в любую минуту может подняться и поехать куда угодно, сегодня уделила своему утреннему туалету несколько больше внимания, чем обычно. Она уложила на старинный лад — валиком — свои редкие волосы, чем-то напоминавшие кошачью шерсть. Волосы она еще не красила, чем весьма гордилась. Обычно по утрам, едва поднявшись с постели, Кимико принимала горячую ванну. Но сегодня она изменила своей привычке, так как должна была надеть короткое верхнее кимоно с гербами и потому боялась простудиться.

— В файдешиновом кимоно сегодня, пожалуй, замерзнешь?— обратилась она к Мацуко.— А под него много не наденешь — безобразно будет.

— А как же я? На мне все кимоно — и нижнее и верхнее — на подкладке.

— У вас, милая, хороший рост. И при вашей полноте монфуку (Монфуку — кимоно с гербами) делает вас еще более представительной,— возразила Кимико.