Лабиринт

— Он окончил экономический факультет одним из первых,—рассказывала Тацуэ.— Происходит он из семьи потомственных офицеров, а сам штатский. Тетушка Мацуко, кажется, очень гордится тем, что он среди них исключение. Он лишь недавно вернулся из Гонконга, где работал в китайском филиале фирмы. Пока он еще почти не знаком с повадками Марико. Забавно будет понаблюдать, как он станет вокруг нее увиваться, а она на все его упражнения в красноречии будет отвечать лишь «да» и «нет».

— Это тот молодой человек, на которого тетушка как-то намекала?

— Возможно. Впрочем, я не знаю, кого она имела в виду.— Тацуэ и в самом деле этого не знала.

Может быть, Мацуко делала это и подсознательно, но, присматривая жениха для Марико, она руководствовалась не столько интересами племянницы, сколько своими собственными. Поэтому-то она и стремилась найти жениха среди своей многочисленной родни. Но если бы нашелся какой-нибудь другой претендент, который устраивал бы ее как зять и был бы угоден самому Масуи, она тоже согласилась бы. Ведь за Мацуко нельзя было поручиться.

— У тетушки страсть видеть возле себя все время новых людей,— добавила Тацуэ.

— Но, по-моему, нехорошо с твоей стороны рассматривать все это как комедию,— сказал Сёдзо.

Он в это время просовывал руки в рукава пальто и, повернувшись в этой неудобной позе к Тацуэ, с досадой продолжал:— Да и вообще я не понимаю, что госпожа Масуи разумеет под браком? Ведь это совершеннейшее...— Но тут Сёдзо осекся. От Тацуэ всего можно ожидать; чего доброго, вдруг скажет: вот видишь, торчать в передней и проповедовать свою теорию брака у тебя есть время, а съездить со мной в книжный магазин времени не нашлось. И он заключил:— Представь ты себя на месте Марико!—Затем Сёдзо попросил, чтобы Тацуэ не вздумала оказать ему медвежьей услуги и не стала напоминать о посылке ему приглашения. Никакого желания идти к ним у него нет, и все равно он не придет.

Устланный циновками коридор направо вел к парадному входу, а налево — к черному. Едва Сёдзо, держа шляпу в руке, вышел в коридор, как встретил Кимико и Мацуко. Они, оказывается, до сих пор, переодевались и лишь сейчас собрались выезжать.

— До свиданья! — Сёдзо поклонился и повернул налево, чтобы не идти с ними вместе.

— Вы уже уходите? — не ответив на поклон и не пригласив ехать с ними, бросила ему вслед Кимико. Удостоверившись, что он уходит, она отбросила излишнюю любезность.

Мацуко уже забыла, что предлагала подвезти его на машине, так же как забыла пригласить его на день рождения Марико. В отношении этого дня ее беспокоило лишь одно: а вдруг до 2 марта смута не уляжется? Вряд ли тогда удастся провести праздник с обычной помпой. Особенно огорчало ее то, что тогда придется отказаться и от танцев. Об этом она и говорила сейчас, наполняя коридор шуршаньем роскошных траурных кимоно и оглушая Тацуэ, провожавшую их до вестибюля, своим громким голосом, унаследованным от папаши-генерала.

Особняк Таруми в Усигомэ стоял на месте какой-то старинной княжеской усадьбы, раскинувшейся на обширной территории от подножия плоскогорья и до крутого обрыва, где кончался сад.

Подъезжавшие к усадьбе машины поднимались по склону холма и на последнем крутом повороте обязательно давали сигнал. Особняк стоял метрах в пятидесяти от дороги, и гудок давал знать хозяевам о прибытии гостей. Машины первоклассных марок то и дело подкатывали к особняку и в обычные дни, стремительно взлетая по склону холма, чуть слышно шурша по асфальту, въезжали под красную кирпичную арку с нишами для цветов и, минуя ажурные чугунные ворота, скрывались за длинной оградой из такого же красного кирпича. Однако сегодня с утра они прибывали непрерывным потоком.

Предвидя, что к обеду соберется много гостей, экономка призвала к действию всех поваров и служанок, управляя ими рукою властной и решительной. Это была женщина непреклонной воли и капризного характера. Однако у нее были золотые руки, готовила она не хуже шеф-повара и при нужде без всякой истерики принималась и сама стряпать на кухне. Поэтому хозяйка мирилась с ее строптивостью и перепоручила ей все домоводство.