Лабиринт

Дипломат Садзи был мужем ее покойной кузины, умершей от туберкулеза в каком-то швейцарском санатории. Она встречалась с ним то на танцах, то во время игры в гольф. Довольно часто он провожал ее домой. Галантный и внешне почтительный, он все время расставлял ей ловушки, смысл которых был достаточно ясен. Ему было уже под сорок, чувствовалось, что он успел одержать немало любовных побед, но в той дерзости и смелости, с какой он действовал, было своеобразное очарование. В последнее время этот фат — на сей счет Тацуэ не заблуждалась — внушал ей, что мужчины никогда не бывают верны женщинам и по-! этому женская верность просто смешна.

— Неужели вы до сих пор не знаете,— говорил он,— что все мужчины перед свадьбой устраивают мальчишники? Это прощание с молодостью, с холостяцкой жизнью, с неповторимой порой юности. А известно вам, что обычно творится на мальчишниках? Не думаю, что вы настолько наивны, чтобы предполагать, будто Инао откажет себе в подобном удовольствии. Почему у женщин нет такого обычая? Ей-богу, мне их жаль. Это несправедливо, во всяком случае несовременно. Знаете что, давайте-ка махнем с вами куда-нибудь... Никто ничего не узнает.

Зажимая ему рот своей розовой ладонью, Тацуэ возмущалась:

— Если вы сейчас же не замолчите, я с вами поссорюсь. Еще слово — я остановлю машину и дальше с вами не поеду.

Из-за этого человека у нее и произошла недавно размолвка с Инао. Хотя в душе Тацуэ была в достаточной мере испорчена, но в обычном смысле слова она была целомудренна и даже стыдлива. Ей, пожалуй, и самой трудно было бы ответить на вопрос, почему она так заботится о своей девичьей чистоте, но тем не менее она хранила ее. Возможно, это объяснялось прежде всего чрезвычайной брезгливостью и чувством собственного достоинства. Немалую роль тут играло и ее нежелание подражать другим. Царившая кругом распущенность подчас вызывала у нее омерзение. Однако ей вовсе не хотелось думать, что она бережет себя для Инао; впрочем, если бы она вышла за него, то получилось бы, что это и в самом деле так.

В то же время накапливавшиеся в ее молодом организме силы вели себя изменнически и прорывались наружу, подобно тому как свежие зерна созревшего граната разрывают свою прозрачную розовую оболочку и источают рубиновый сок. Первая буря внезапно потрясла ее, когда она была во втором классе гимназии, и каждый раз она потом испытывала такой же страх и стыд, как и в первый раз, пока со временем не узнала, что это естественное физиологическое явление, которое совершается так же непроизвольно, как весной из ствола молодого деревца начинает сочиться пахучая смола.

Ритмичное покачивание на мягких подушках автомобиля, приятная легкая усталость после танцев или игры в гольф, сидение в уютных креслах, привычка нежиться в постели— все это способствовало тайным вспышкам чувственности, которые становились все более частыми и сильными. Опасность таилась и в верховой езде. Не раз, когда она рядом с Инао ездила по лиственным аллеям Каруидзава, ее вдруг охватывала сладостная истома. Это наступало с такой же внезапностью, с какой налетавший откуда-то прохладный ветерок подхватывал вдруг ее локоны. Это томление бывало настолько сильным, что она пугалась и, словно желая убежать от опасности, вдруг хватала поводья и пускала лошадь вскачь. Она мчалась впереди своего спутника и постепенно успокаивалась. Порывы страсти, охватывавшие ее в присутствии мужчины, которого она вовсе не любила, вызывали в ней не столько чувство стыда, сколько злости. Ей становилась противна ее собственная плоть, которая жила как бы своей отдельной, не зависящей от ее воли жизнью. Неужели, женившись на ней, Инао сумеет подчинить ее своей власти лишь в силу того, что он мужчина? И неужели она, как большинство жен, которые не любят своих мужей, станет ревновать его, и злиться на него, и ненавидеть его, и ссориться с ним, и в то же время рожать ему детей? Какая жалкая и отвратительная участь!

— Нет! Все это вздор! — чуть ли не вскрикнула Тацуэ и, как бы желая отогнать неприятные мысли, передернула плечами.

Вскочив со стула, она посмотрела в окно. Небо опять стало сплошь серым. Тяжелое, холодное, оно низко нависало над землей. Чувствовалось, что вот-вот снова пойдет снег. «А все-таки надо съездить»,— подумала Тацуэ. Мысли, подобные тем, что сейчас волновали ее, возникали у нее уже не раз, но сидеть у печки и без конца думать об одном и том же в такой день, как сегодня, было просто возмутительно. В конце концов она сама себе становится противной! Что она, какая-нибудь старуха, сидит и бубнит одно и то же. Нет, нужно поехать и посмотреть, что там делается. Возможно, ей удастся пробраться и в тот район, где происходят беспорядки. Она отошла от окна к двери, рядом с которой был звонок. Нужно вызвать горничную и велеть ей спросить у отца, можно ли часа на два взять его машину, а если нет, заказать такси.

В этот момент на последнем крутом повороте дороги раздался автомобильный гудок.