Лабиринт мертвеца

Настя с Гаммером поговорили о смерти Смирнова, а потом задремали. После Чкаловска-Западного с его свалками и ветхими дачными домиками началась гладь цветущей равнины. Рядышком на шоссе автомобили то обгоняли «Ла сточку», то отставали от неё, а когда «Ласточка» разогналась, рельсы под ней заныли протяжно и надрывно, словно черти затянули загробную песню. Под их стоны за окном среди тёмно-зелёных кустов показались заброшенные пятиэтажки. На поля опустился туман. Деревья встречались редко, а если встречались, то хиленькие, едва живые. Иногда у железной дороги мелькали заборы с колючей проволокой, и было непонятно, что они там огораживают и от кого защищают. Когда ((Ласточка» замедлилась, загробные стоны сменились обычным постукиванием колёс. Мы остановились в Дружном-Западном. Его следовало назвать Безотрадным-Западным. Я порадовалась, что штемпель Смирнова вёл нас дальше, в Светлогорск, больше соответствовавший своему имени. «Ласточка» устало стронулась с места, и вновь запели черти. Теперь их песня напомнила мне загробный оркестр, музыканты которого разогревают, настраивают инструменты перед концертом, и страшно было представить, какой ужас они пробудят, когда слаженно грохнут что-нибудь из Вагнера, или что там обычно играют загробные оркестры.

За окном обгорелыми крестами поднялись электрические столбы. За ними легли настоящие ведьмины болотца, окружённые тёмно-зелёными рощицами и чёрными зарослями кустов. Столбы стояли прямо, однако от них веяло таким унынием, будто они покосились или даже упали в чёрную топкую грязь. Всматриваясь в залитое дождём окно, я подумала, что в этих местах сохранилось что-то действительно древнее, языческое. Здесь ещё рисовались силуэты собравшихся на шабаш пруссов, и в ливневой мути я видела, как они, одетые в грязные меха, празднуют добычу после очередного кровавого набега и готовятся принести жертву своим жестоким богам. Мне стало не по себе, но вскоре появились металлические гиганты опор ЛЭП – на их фоне ведьмины болотца уже не смотрелись пугающими. Впереди, над Балтийским морем, обозначилась синева чистого неба. У шлагбаума на переезде затормозил жёлтенький «фольксваген». Дождь ослаб. И я оживилась. Перестала обращать внимание на вой рельсов. Мы проехали Пионерский курорт, и за окном по-весеннему рассвело.

Мы условились выйти на первой же светлогорской станции – нужное нам отделение почты располагалось неподалёку – но я уговорила всех проехаться до конечной станции. Вчера изучила карту Светлогорска и обнаружила, что там поблизости открылась «Марципановая лавка». Никакие сундуки с золотом не заставили бы меня пройти мимо!

Выскочив из «Ласточки», мы с Настей отправились в магазин и закупились марципановыми помадками, батончиками и конфетами в тёмном шоколаде. Сели у магазина на сухих верхних ступеньках и сразу сжевали чуть ли не половину. Сошлись на том, что запечённый марципан самый вкусный. Глеб и Гаммер нашей страсти не разделили, но тоже взяли себе пару батончиков. Я сказала, что марципан – мамин тайный ингредиент, который она добавляет в пирожное «картошка», и мы пошли по Ленина к Калининградскому проспекту.

Светлогорск до войны называли Раушеном. На его улочках сияли гирлянды, играли оркестры. Сюда съезжались туристы со всей Восточной Пруссии, да и, пожалуй, со всей Германии. Они селились в дорогих пансионатах, гуляли про укреплённому променаду и спускались к песчаному пляжу, чтобы голыми ногами постоять в прохладном прибое Балтийского моря. Нынешний Светлогорск тоже стал курортным. Сейчас, на майских коронавирусных праздниках, его улицы заполнились разномастной толпой приезжих, и по дороге через городской центр нам пришлось немножко потолкаться.