Лабиринт мертвеца

Местные виллы были слишком цветастыми, броскими и поэтому уступали тем же виллам Амалиенау, однако мне нравилось бродить по Светлогорску, и каждый раз, заворожённая, я смотрела на громадины его некогда пышных развалок. Раньше я не понимала, почему они привлекают меня больше новостроек, даже если те возводились под старину – с арочными оконцами и тёмно-коричневой сеткой балок на фасаде, а сегодня вдруг поняла, что новостройки получались чересчур гладкими, лишёнными мелких деталей, и взгляд беспрепятственно скользил по ним, не цеплялся за какой-нибудь орнамент или резной узорчик. Их одноцветные стены были самодостаточными, и выступы диагональных балок смотрелись искусственно – в фахверке тут не было никакой конструктивной необходимости. Именно так! Косые балки на современных виллах лишь имитировали традиционный фахверк, как коричневые пластиковые рамы имитировали деревянные рамы, как металлочерепица имитировала черепицу керамическую, а бетонная плитка во дворе – брусчатку из природного камня. Богатые новостройки копировали своих предшественников, но оставались имитацией и внешне уступали обшелушённым развалкам. В старых домах, несмотря на отсыревшую штукатурку и потемневшие окна, жизни было больше. Детали их фасада представлялись подлинными и уместными. Новеньким виллам в центре Светлогорская даже порой предпочитала домики в детских лагерях вроде того, что возвышался над дальним концом променада, ведь они ничего не имитировали и были настоящими – самыми обычными советскими домиками с шиферными крышами и крашеными крылечками, а шифер в Светлогорске покрывался мхом и выглядел куда лучше голого шифера в Калининграде.

Я повела всех по Октябрьской, чтобы показать Глебу мою любимую светлогорскую развалку – бывший пансионат «Вальдшлос», то есть «Лесной замок», построенный на окраине Лиственничного парка и давно пребывавший в запустении. Меня восхищал этот трёхэтажный гигант, будто собранный из двух асимметричных зданий – зелёного деревянного и белого каменного, соединённых друг с другом, как соединяют две разноформенные детальки лего. Мы долго рассматривали его оконца с деревянными переплётами, выщербленные кирпичи в основании первого этажа и косые балки, оплетавшие главный фасад деревянной косичкой, а потом Настя сказала, что «Вальдшлоо), конечно, красивый, однако уступает светлогорским виллам, новеньким и приспособленным для современной жизни. Гаммер напомнил нам, что мы приехали в Светлогорск не для того, чтобы спорить об архитектуре, и повёл нас дальше по Октябрьской.

Мы вышли к озеру Тихому и поднялись в лес. В его чаще угадывалось что-то ведьминское. О том, чтобы идти напрямик, не могло быть и речи – мы прогулялись в обход по туристической дорожке вдоль озёрного берега. От фонарных столбов и скамеечек я смело всматривалась в заросли черничника и совсем не боялась рисовавшихся за ними теней. Худые сосенки и берёзки обросли мхом, стояли будто обшитые велюром. Птицы суетились на ветках, пахло хвоей. Лес защищал от морского ветра, и здесь было так спокойно, что не хотелось никуда торопиться, но мы и без того задержались. Ускорившись, выбрались к железнодорожной станции, на которой изначально и планировали сойти. Проскочили переезд и вышли на Пионерскую улицу. До отделения почты осталось меньше километра.

На Пионерской встречались красивые домики, затем появились угрюмые пятиэтажки с пивными дворами и «Лавками Бахуса», универсамом «Семья» с отвалившейся буквой «н» в «универсам» на вывеске, и не верилось, что мы по-прежнему в Светлогорске. Казалось, что нас по щелчку перенесло в один из захудалых городков области, где туристы останавливались быстренько перекусить и заправить машину перед дальнейшей дорогой. Всё же это был Светлогорск, точнее его нетуристическая южная часть, куда я прежде не заглядывала.

В конце Пионерской стояла кирпичная пятиэтажка с застеклёнными балконами. С торца к ней прилепилась одноэтажная пристройка – там и располагалось отделение почты 238563. Мы добрались до него, а что делать дальше, не понимали. С похожим чувством я в прошлом году заявилась на Бородинскую – у меня были только портрет Майн Рида и самые общие представления о лабиринте «я таджика». А ведь мы с первых дней называли головоломку Смирнова именно лабиринтом! Я сказала об этом Гаммеру. Он задумчиво кивнул и уставился на вывеску «Почты России».

Отделение было новеньким, с недавно покрашенным крыльцом и ещё не отбитой плиткой на ступеньках. У лесенки красовались лифт-подъёмник для колясочников и жёлтая кнопка «Вызов помощи». Настя, видя растерянное лицо Гаммера, посоветовала ему нажать на кнопку.

– Вдруг она открывает тайный проход в подземелье!

– Смешно, – вздохнул Гаммер.

Мы все почувствовали себя немножко глупо. Зашли внутрь. Ничего важного не обнаружили. Я спросила в окошке об открытках с видами Светлогорска. Их предсказуемо не нашлось. Почему-то в отделениях почты не слишком любили продавать почтовые карточки, разве что поздравительные с нелепыми стишками, зато гречкой и сгущёнкой тут можно было закупиться впрок.