Лабиринт (СИ)

К концу жизни тётка окончательно выжила из ума и принимала племянницу за одну из двадцати кошек, населявших к тому моменту дом. Очевидно, её сумасшествие, вопреки устоявшемуся мнению, всё же оказалось заразно, потому что ничем другим поведение Миллианна объяснить было нельзя – она с удовольствием подражала пушистым питомцам: мурлыкала, ходила на четвереньках, чуть ли не ела с ними из одной миски. Именно эта безумная любовь и стала причиной совершённого ею преступления: девушка увидела, как соседские мальчишки забивали камнями бродячего кота; она попыталась вступиться за несчастное животное, но словесные увещевания на хулиганов не подействовали. Тогда Милли перешла к активным действиям. Её арестовали возле второго трупа. Суд признал кошатницу вменяемой и отправил за решётку, по иронии судьбы всё же заставив государство взять девушку на своё иждивение.

Тюрьма никак особо не повлияла на Миллианну – она оставалась такой же жизнерадостной, заводной, милой, легко обижалась на малейшую ерунду, но столь же быстро забывала все обиды и просто искрилась дружелюбием и участием. Их отношения с Люси нельзя было назвать дружбой в прямом смысле этого слова, слишком разными они оказались и по характеру, и по жизненному опыту, и по отношению к тому, что с ними произошло: если Хартфилия переживала отчаянно, остро, мучительно, то Милли относилась к своему положению гораздо проще, совершенно не сожалея о содеянном. Однако их общение, вернее, почти постоянное преследование со стороны кошатницы, странным образом не давало Люси полностью уйти в себя, что ещё больше могло усугубить и без того тяжёлое душевное состояние.

Вторым человеком, который периодически встряхивал образовавшееся в душе Хартфилии болото, была Кёка Рейсейтен. Только отношения с ней были кардинально противоположные.

Их первое столкновение произошло на следующий же день после прибытия Люси в тюрьму. Кто-то толкнул её, когда она шла по проходу в столовой. Хартфилия налетела на стол, за которым сидела Кёка, и тот покачнулся, расплёскивая суп и чай.

– Извините, – тут же пролепетала Люси, сжимаясь под взглядом Рейсейтен. Та ничего не ответила, но теперь при каждом удобном случае пыталась как-нибудь задеть её. Хартфилия терпеливо сносила тычки и затрещины, предпочитая уходить от конфликта, а не разрешать его. Однако рано или поздно в любой ситуации наступает кульминация.

В тот день она пришла в столовую одновременно с Кёкой. Обычно Люси по возможности делала это раньше или позже, чтобы не остаться без своей порции – Рейсейтен всегда что-нибудь отбирала или портила из её еды, если им доводилось столкнуться. Увидев, что Кёка стоит у раздачи, Хартфилия невольно замедлила шаг, чтобы их разделило хоть несколько человек, но шедшая рядом с ней Миллианна потянула её за руку, и они оказались сразу за Рейсейтен. Та даже не повернула в их сторону головы, но у Люси вдруг засосало под ложечкой – что-то должно было случиться.

Они дошли почти до самого края раздаточного стола, когда стоящая между ней и Кёкой Милли, без умолку тараторящая, вдруг замолчала. Хартфилия, потянувшаяся в это время за булочкой, обернулась к сокамернице, но смогла заметить только спину уходящей Рейсейтен. Выяснять, что случилось, Люси не стала – настроение у кошатницы менялось и само по себе, сто раз на дню. Сейчас причиной поджатых губ мог стать чересчур горячий суп или ненавистные макароны, и это не стоило того, чтобы вдаваться в долгие расспросы.

Впрочем, Миллианна сама не смогла долго молчать. Стоило им занять место за столом, как она начала бурчать себе под нос, периодически переходя на тихие всхлипы. А когда Люси попыталась утешить её, громким шёпотом поведала о своём горе: сегодня был четверг, а значит, вместо яблочного им иногда давали любимый Милли апельсиновый сок. Вот только насладиться им она не сможет, потому что Кёка забрала с её подноса разноцветную коробочку. Естественно, кошатница не стала качать права, но и молча проглотить обиду у неё не получилось – апельсиновый сок Миллианна любила почти так же сильно, как кошек.

Люси задумалась. Имей она возможность, то просто отдала бы сокамернице свою коробочку. Но ей не достался даже яблочный, а компот с ошмётками фруктов по вкусу больше напоминал помойную воду после того, как в ней несколько раз прополоскали половую тряпку. Даже чай был не в пример лучше. Конечно, Милли не умрёт от того, что не выпьет сегодня любимый напиток, однако в их теперешнем существовании и так было ничтожно мало радостей. Да ещё вдруг неожиданно накатило воспоминание, как мама в детстве по утрам отжимала для неё сок. Люси резко выдохнула и поднялась со своего места.

Кёка её появления сначала словно бы и не заметила. Лениво доела первое и лишь затем грубо бросила:

– Чего тебе?

– Пожалуйста… верни Милле сок, – шалея от собственной наглости, негромко попросила Люси.

– С какой радости? – хмыкнула Рейсейтен.

– Я… я буду отдавать тебе свой. И булочки. Неделю.