Лабиринты памяти

У Мари наверняка был ответ: «Потому что она игнорирует тебя по полной. Она даже не помнит о твоем существовании, олух». Но ведь это же ерунда. Словно ему важно владеть вниманием каждой девчонки в школе. Алекс усмехнулся, представив саркастическую гримасу сестры, если бы она услышала его мысли.

Нет, он всего лишь хотел знать, почему убил ее. Пусть даже и во сне.

К середине первого занятия мистер Аластор попросил Нику пересесть поближе к доске и прочитать отрывок из учебника, и Алекс, к своему ужасу, понял, что все время, пока она говорила, неотрывно пялился на нее. И самое страшное во всем этом было то, что ему безумно нравилось все, что он видел: ее дикая, грубая красота без намека на макияж, маленькая родинка над губой, холодность во взгляде, непосредственные легкие движения, низкий бархатный тембр голоса, совершенно несвойственный девчонке такого юного возраста. Все в ней было какое-то другое, не как у остальных. И ее отстраненность от мира, так бесившая Алекса в первые дни, сейчас, к удивлению, завораживала больше всего.

Ника закончила с отрывком, за что получила одобрительный возглас мистера Аластора, и парень едва удержался от реплики в ее адрес. Да, черт возьми, он хотел ее внимания! Подумав об этом, Алекс залился краской и приподнял учебник, пряча смущенное лицо. Одна радость: Мари и Доминика не было рядом, и никто не мог узнать его сокровенные мысли.

Тем же вечером он возвращался с футбольной тренировки. Погода была дождливая, и команда занималась в спортивном зале на четвертом этаже. Отпустив игроков, тренер задержал Алекса и в очередной раз попытался втолковать ему, что пора подавать заявку на стипендию в университеты.

Алекс снова обошелся дежурной фразой из серии «подумываю о стажировке в другом месте, не знаю еще где, но точно очень далеко отсюда» и покинул спортивный зал. Не мог же он рассказать тренеру, что вообще не собирается получать высшее образование в этом мире.

Опасаясь, что тренер догонит его, Алекс ускорил шаг и быстро пересек коридор с кабинетами для внеклассных занятий. Так как уже было больше девяти, то все двери оказались заперты, освещение осталось фоновое – тусклые голубые светильники под потолком. Алекс вытер потное лицо полотенцем и готов был спуститься, но вдруг замер, услышав шаги за стеной. Танцевальный класс. Странно, ведь раньше занятия проходили по выходным в дневное время. Ведомый необъяснимым порывом, он осторожно приоткрыл дверь.

Зал был большой и просторный. Зеркальные стены и потолок, деревянные станки по всему периметру, в углу – музыкальная аппаратура и спортивные маты. Основной свет был выключен, горели лишь лампочки, вмонтированные в пол, но их света хватало, чтобы разглядеть движущуюся фигуру Харт-Вуд. Алекс даже не удивился, что увидел ее здесь. В последнее время он так много думал о ней, что подсознательно был готов к любой внезапной встрече.

Оставив рюкзак, джемпер и обувь у одного из зеркал, Ника шла вдоль дальней стены, водя пальцем по станку. Спина прямая, голова высоко поднята, ступни грациозно – с носка на пятку – касались пола. Глаза ее были плотно закрыты, в ушах – наушники. Она что-то напевала себе под нос и улыбалась. Иногда замирала и вставала на носочки, вскидывая руку вверх, изображая классическое балетное па. Слабый свет лампочек выхватывал из тени хрупкую фигуру в майке и джинсах, и она казалась еще более маленькой, чем была на самом деле.

Алекс подавил вдох. Спустя месяцы, вспоминая этот момент, он знал, что именно тогда его глупое сердце поняло все раньше головы. А может, и не сердце, а что-то другое, инстинктивное. То, что все это время лениво дремало в глубине, а тут вдруг проснулось – резко так, непрошено, нервно забилось внутри, и дыхание сперло, и стало тревожно и даже страшно, но страх вытеснило волнением, фейерверком, поразившим каждую клеточку тела так, что в подушечках пальцев закололо и закружилась голова. Как в тот год, когда ему было десять и он украдкой от отца выпил целый бокал крепленого вина.

Ника была поглощена музыкой и не обратила на него внимания. Как завороженный, Алекс наблюдал за ней, жадно ловил каждое движение, провожал взглядом грациозные взмахи руками и жалел, что не захватил с собой блокнот и карандаш. Он впервые видел ее такой – не пытавшейся спрятаться за ворохом одежды, а свободной, легкой и… величественной. И вдруг случилось нечто из ряда вон выходящее: Ника принялась кружиться на месте и, закинув голову назад, рассмеялась – негромко и как-то по-детски наивно, – а потом, будто споткнувшись, упала на колени и неожиданно заплакала.

Не раздумывая, Алекс бросился к ней:

– Эй, все в порядке?

Он машинально прикоснулся к ее плечу, и вдруг глаза обожгла вспышка яркого света…