— Вы, правда, думаете, что эта планета крутится исключительно вокруг вас и мне больше нечего делать, как страдать по покинувшей меня мадемуазель Куницыной? Это просто песня. Очень хорошая и просто обреченная стать популярной! Но не более…
— Не знаю, — смешался бывший офицер. — Может вы и правы. Однако мне почему-то кажется, что у Марьи Георгиевна еще имеются к вам чувства. Оно и неудивительно, я долго отсутствовал, а вы, напротив, были рядом…
— Предлагаете жить втроем?
— Слушай, ты… — дернулся оскорбленный в лучших чувствах Болховский.
— Для тебя, морда белогвардейская, Николай Афанасьевич!
— Если бы я не обещался Маше, то пристрелил теперь же, как бешеную собаку!
— Не гони, фраер! Если со мной что-то случится, начнутся поиски. Станут шерстить ближайшее окружение и выйдут на Куницыну. А там и до тебя недалеко…
Некоторое время мы мерялись взглядами, категорически не желая уступать друг другу. Но тут открылась дверь, и в нее заглянул человек привезший меня. Жорж на минуту выглянул и о чем-то с ним пошептался, после чего вернулся совсем другим человеком. У него даже изменилось выражение лица.
— Николай Афанасьевич, мы не с того начали и, кажется, наговорили друг другу лишнего.
— А теперь поцелуемся и расстанемся друзьями?
— Скажите, вы, правда, хотели бы покинуть СССР? — не обращая внимания на издевку, спросил Болховский.
— О чем это вы?
— Бросьте! Мне Маша рассказала о вас все.
— Да ладно!
— Ну, или почти все. Просто мне интересно, вы воевали на стороне красных, а теперь не желаете жить в стране, которую сами создали?
— Что-то я не помню, чтобы делился с мадемуазель Куницыной подобными идеями, — осторожно ответил я, и вдруг вспомнил, что Маша была довольно-таки близка с Фимой Востриковой, более известной под псевдонимом Корделия.
Черт возьми, у этих подружек между собой вообще секретов не было?!
— Тем не менее, такие планы у вас есть.
— Боюсь, вас неправильно информировали. Пока мои намерения не идут дальше гастролей.
— Позвольте осведомиться, зачем?
— Странный вопрос. Людей посмотреть, себя показать. Денег заработать…
— Отлично. А что если мы можем быть полезны друг другу?
— Сомневаюсь.
— Напрасно.
— Может быть, вы перестанете ходить вокруг да около и, наконец, скажете, что вам от меня нужно?
— Видите ли, — помялся Жорж. — У нас, точнее у меня сейчас некоторые затруднения со средствами. Мария Георгиевна вызвалась помочь, но, к сожалению, ей для этой цели необходимы вы. Надеюсь, вполне понятно, что если бы не эти щекотливые обстоятельства обстоятельства, наша встреча никогда не состоялась?
— Вы так и не ответили на самый главный вопрос.
— Какой?
— Мне это все зачем?
— Сразу после окончания дел мы с Машей покинем совдепию… и можем поспособствовать вашему отъезду.
— В чемодан положите?
— Более того, — снова проигнорировал ехидство Жорж. — У нас есть кое-какие связи в среде эмиграции. С помощью их вполне возможно как организовать ваши концерты, так и сорвать их. Понимаете, о чем я?
— Не совсем.
— На каком языке планируете петь за рубежом? Полагаю, все-таки на русском. Так что большинство ваших зрителей будут люди вынужденные бежать от ужасов большевизма. Полагаете, им будет приятно узнать, что для них поет красный конник?
— Так все равно узнают…
— Всякое дело можно представить по-разному. Если искренне заблуждавшийся человек вынужден покинуть бывших товарищей и родину, это одно. И совсем другое, если фанатичный враг прибыл с целью пропаганды…
— Допустим, я соглашусь. Дальше что?
— Да ничего особенного. Вы с Марьей Георгиевной дадите несколько концертов, возможно, посетите с ними несколько городов. Я же тем временем разберусь со своими финансовыми вопросами и организую нам всем выезд.
— Десять тысяч.
— Что, простите?
— Вам это будет стоить десять тысяч долларов. Не хотелось бы, знаете ли, оказаться за границей без гроша в кармане.
— Откуда они у меня?
— Так вы все-таки врали Маше на счет своего богатства?
— Я имею в виду, что у меня нет американской валюты, — ледяным тоном пояснил Жорж.
— Фунты стерлингов тоже подойдут.
— Это будет совсем уж несуразная сумма.
— Вы так мало цените возможность выбраться из СССР с Машей?
— Хорошо, — с каменным выражением лица ответил Жорж. — Вы получите свои деньги. Французские франки вас устроят?
— Годится!
Что же, несмотря на все трудности, первая часть задания от людей с горячим сердцем и холодной головой выполнена. Контакт установлен, осталось подвести к ним специально обученного человека и вуаля! Можно чувствовать себя свободным. На какое-то время…
Вернувшись к себе в гостиницу, я завалился спать, а утром, как и следовало ожидать, меня навестил Артур Христианович.
— Как спалось? — благожелательно улыбаясь, осведомился он.
— Как младенцу. Всю ночь кричал и под утро обкакался! — хмуро буркнул ему в ответ.
— Что? — изумился тот, а когда до него дошел смысл, жизнерадостно рассмеялся. — А вы веселый человек!
— Обхохочешься!
— Куда вы пропали после концерта?
— А вы, точнее ваши люди, разве не следили за мной?
— Нет. Опасались раскрыть вас.
— Подошел какой-то хмырь с револьвером и отвез меня навстречу с Жоржем.