Лабух

— Итак, вам нужен оркестр!

— Не совсем. То есть, оркестр, да еще такой хороший как у вас это замечательно. Но есть мысль организовать небольшое турне по городам и весям нашей необъятной родины. И, как вы сами понимаете, наличие слишком уж большого коллектива, может принести неудобства. Поэтому, нужен небольшой джаз-банд. Ударник, клавишник…

— Как вы сказали?

— Пианист.

— Да я понял, просто слово необычное, хотя довольно точное.

— Кроме того, саксофонист или трубач, а так же, пожалуй, скрипач или виолончелист. Вообще, хорошо бы привлечь музыкантов универсалов.

— Вроде вас?

— Именно. В зависимости от репертуара я могу взять на себя гитару или аккордеон. Ну и пианино, конечно…

— Клавиши?

— Точно!

— Любопытный проект. — Без особого, впрочем, энтузиазма заметил Шумин. — Тут надо все хорошенько обдумать, посоветоваться с нужными людьми… Знаете что. Приходите после пяти в «Савой». Мы там работаем несколько вечеров. Заодно и программу обкатаем… кстати, а где здесь места общего пользования?

— Вон там.

— Благодарю.

В принципе, скепсис Михаила Марковича можно было понять. В этом предложении все было прекрасно кроме одного. Маленькому коллективу не нужен дирижер…

— Не угодно ли расплатиться, господин хороший? — отвлек меня от рассуждений буфетчик.

— А…

— Ушел ваш приятель!

— Получите.

Такой мелочности, говоря по совести, не ожидал. Но раз так, незазорно прибегнуть к тяжелой артиллерии. Добравшись до телефона, а это в Москве не самая простая задача, покрутил ручку и, дождавшись ответа, назвал номер.

— Товарища Артузова, пожалуйста! Нет на месте? Тогда передайте ему, что звонил Семенов. Да-да, он знает.

До начала Империалистической войны этот модный ресторан носил гордое название «Берлин», но в связи с охватившим страну «патриотическим» угаром, хозяева поспешили переименовать его в «Савой». Возможно для того, чтобы польстить союзникам. Надо сказать, что ребрендинг этот далеко не последний. Кажется, в 60е он снова станет называться в честь столицы теперь уже ГДР, а в 90е вернет себе название, данное в честь французского городка у подножья Альп.

При новой власти в здании успели разместить общежитие наркомата иностранных дел, совета депутатов и еще бог знает кого. Еще ходили слухи, что здесь жила уже знакомая нам Айседора Дункан, но сбежала, испугавшись крыс.

Как бы то ни было, ресторан при гостинице продолжал работать и оставался довольно популярным. А значит, в нем имелась сцена…

Успевший протрезветь Шумин встретил нас, то есть меня и Машу, с большим почетом.

— Уважаемые коллеги, позвольте представить вам восходящую звезду Московской эстрады — Марию Куницыну! Прошу, как говорится, любить и жаловать.

Договорив, он с чувством приложился к ручке певицы, после чего продолжил с уже меньшим воодушевлением.

— С ее спутником, товарищем Северным вы уже знакомы. Сейчас пять минут перерыв, а потом начинаем работать. Мария Георгиевна, голубушка, садитесь, где вам будет удобно, пока мы кое-что обсудим…

— Николай Афанасьевич, — зашептал дирижер, как только мы оказались наедине. — Что же вы сразу не сказали, что эти гастроли согласованы на самом верху?

— Михаил Маркович, есть вещи, которые лучше не знать. Я вот, например, совершенно не интересуюсь, куда вы испарились сегодня?

— Возникло срочное дело, — немного смутился работник культуры.

«Ну-да, смску получил» — подумал я, но не стал заострять. Пусть чувствует себя виноватым. Пригодится.

— Значит так, давайте мы сегодня отработаем по имеющейся у нас схеме. Наша будущая звезда присмотрится к музыкантам, они к ней. По окончании концерта определимся с составом будущих гастролеров.

— То есть, Мария Георгиевна сегодня петь не будет?

— Без репетиций? Ни в коем случае!

— Понимаю…

— А вот я с вашим коллективом уже, что называется, спелся, так что… осталось только определиться с размером гонорара!

За этим дело не стало, и уже через час ваш покорный слуга снова вышел на сцену. Маша после начала представления перешла в зал, где ее уже ждал Болховский. Настроение сразу же ухнуло вниз…

— Все наши думали, что вы помирились, — сочувственно вздохнул во время очередного перерыва Фима Розенфельд.

— Увы, друг мой. Женская душа в принципе непостижима для нашего брата. Вы что-то хотели?

— Да. Слышал, что вы набираете джаз-банд для гастролей и вам нужны люди.

— Все верно. Хотите с нами поработать?

— Если это возможно.

— Боюсь, Шумин вас не отпустит.

— Это так. Но я надеялся на вашу протекцию. К тому же, музыкантов он вам подобрал… как бы это помягче…

— На убоже, что нам негоже?

— Примерно так. Особенно пианист. Такое впечатление, что он пару лет не касался клавиш.

— Понятно, — кивнул я. — Посмотрим, что можно сделать.

Не объяснять же парню, что тут на самом деле происходит…

— Дмитрий Могилевский, — протянул мне руку крепкий молодой мужчина. — Я от Артура Христиановича.

С первого взгляда он мне понравился. Открытая улыбка, располагающая к себе внешность, цепкий взгляд. Одет скромно, но вполне прилично, к тому же не скован. Грамотная речь…

— Очень приятно. Вы — пианист?

— Так точно, — по-военному четко ответил новый знакомый.

— Служили?