Читаем Ладонь, расписанная хной полностью

— Прости, бита. Я же не знала. Обещаю: в следующий раз мы покажем тебе кого-нибудь посимпатичнее.

Молчаливый герой наконец обретает голос. На экране появляется реклама программ для похудения и кремов для осветления кожи.

А потом все сменяется черным экраном.

ГЛАВА 6

НАПРАСНЫЕ МЕЧТЫ

«Ну, что ты думаешь? Как тебе понравился мальчик?»

Вопросы не заставили себя ждать. Что мне было сказать? Что я чувствовала себя как товар на базаре? Как будто меня ощупывали, мяли, нюхали, а потом поставили обратно на прилавок. Неужели нам всем приходится проходить через это, словно через чудовищный обряд посвящения?

Я ведь знала, на что это будет похоже. Вот только никакая теория не может подготовить вас к реальности. К тому, что сама по себе ты ничего не представляешь, пока не сменишь имя, не откажешься от любимых блюд, не пройдешь чертов обряд очищения, в результате которого забудешь, кто ты такая. И тогда, только тогда тебя примут. Но и то лишь на то время, пока ты будешь соблюдать их условия.

Может быть, я просто устала и мне все просто кажется? Мама прошла через это, и они с папой, в общем-то, счастливы, если не считать редких ссор. Аиша прошла через это, и Рита Чача, и даже Шейла Бу. У них же всё в порядке, правда? Зачем тогда мне раздувать из мухи слона?

На этом у меня мысли закончились, и в этот момент мне казалось, что с ними закончилась и вся моя жизнь.

Я не спала из-за свадьбы Аиши. Ходячая катастрофа в белых кроссовках, Нью-Йорк — все это произошло за одни сутки. Теперь само название этого города причиняет мне боль. Мне так нужна сейчас моя дади, моя бабушка. Ее белая вдовья туника лежит в ящике моей прикроватной тумбочки, такая же сморщенная, как ее лицо, и такая же мягкая, как ее руки. Они всегда удивляли меня. Как у человека, всю жизнь стиравшего, убиравшего и готовившего на большую семью, могли быть такие нежные руки? Я разворачиваю ее тунику, и мне отчаянно хочется побежать к бабушке.

«Вадда сияппа». Любимая присказка дади, означающая, что близится либо твоя смерть, либо чья-то еще, либо что-то другое, не менее ужасное. Часто, произнеся ее, бабушка странно посмеивалась, особенно за несколько месяцев до своей кончины. Никто не знал, что она имеет в виду: то ли хочет пышных похорон, то ли радуется, что скоро покинет этот мир, оставив нам решать, что делать с ее останками. Наверное, и то и другое.

Как давно ушли Шармы? Я не доверяю собственному ощущению времени. Мне удалось содрать с себя проклятое платье: маленькая победа. Я чувствовала себя Халком, появляющимся из тела доктора Брюса Барнера. Вот только платье не пережило этой трансформации, и мне было его жаль.

В гостиной с выключенным кондиционером странно тихо. Над головой папы, который, похоже, поглощен чтением индийского «Таймса», вращаются лопасти потолочного вентилятора. Если бы у папы еще оставались волосы, они шевелились бы от движения воздуха.

Занавески пудрового оттенка раздвинули, чтобы впустить в окна слабый ветер, насыщенный запахом дождя. Из окон виден дом напротив, и я могу заглянуть прямо в яркую гостиную Роев. Рой-старший, раскинувшись на красном диване перед огромным телевизором, смотрит крикет, не обращая внимания на непоседу-карапуза, который уцепился за край стеклянного стола. И муж, и карапуз жутко бесят жену Роя.

Тощая серая кошка запрыгивает к нам через открытое окно, идет прямиком под диван, обитый тканью в «огурцах», будто она тут полноправный житель, и начинает громко мурлыкать. На нее никто не обращает внимания. Это Плаки, бездомная кошка, живущая на нашей улице и гуляющая по квартирам в свое удовольствие.

— Гита, зачем ты так сильно ушила платье? — спрашивает тетушка маму.

— Шейла-диди, ты же сама мне посоветовала! Ой, смотри, героиня превратилась в питона! Какой ужас! — с ледяным восторгом восклицает мама.

Что за кошмар?

Раздается раскат грома, но папа не реагирует даже на него. Нет, это не звук крушения моей жизни, это телевизор. Мама с тетушкой сидят на кожаном диване, поглощенные гадким сериальчиком о змее, превращающейся в женщину. Или женщине, превращающейся в змею? Экранные события снова сопровождаются грохотом: там явно грядет конец света. Кошка затихла под диваном.

— Хаи! Надо же, какой интересный поворот! Держу пари, она подползет к своему первому мужу и сожрет его заживо! — Шейла Бу не может оторвать глаз от экрана. — Ну да, посоветовала, но я же не знала, что Зоя вырвется из платья! Откуда мне было это знать?

Кажется, обо мне теперь говорят так же, как о женщине-змее, сбрасывающей кожу. Нет, как только люди могут смотреть такие отупляющие сериалы?

— Слава богу, Шармы так ничего и не поняли, — говорит мама.

— Точно! Что бы они подумали? Что мы не можем нормально одеть своих детей?

— Шейла-диди, тебе надо следить за тем, что ты ешь. — Мама делает строгое лицо. — Тебе нельзя столько есть, как раньше. Подумай о своем сахаре!

Перейти на страницу:

Все книги серии Уик-энд

Ладонь, расписанная хной
Ладонь, расписанная хной

Семейство симпатичной пухленькой Зои, жительницы индийского мегаполиса, уверено: ей срочно нужно выйти замуж. И хоть сама девушка мечтает о профессиональном росте, она должна считаться с мнением старших. К тому же на церемонии росписи ладоней перед свадьбой кузины Зое достается хна невесты, а это верная примета грядущего замужества. И точно, благодаря стараниям тетушки вскоре находится достойный жених, и родственники вовсю форсируют подготовку к бракосочетанию…Но как же многообещающая карьера? Неужели придется поставить крест на стажировке в Нью-Йорке? К тому же прежде недоступный босс вдруг начинает поглядывать на Зою своими янтарными глазами и слать волнующие эсэмэски. Жизнь становится все интересней, вот только навязанный родней «суженый» превращается в серьезную помеху на пути к счастью.

Аниша Бхатиа

Современная русская и зарубежная проза
Эротические истории пенджабских вдов
Эротические истории пенджабских вдов

Никки, молодая дочь индийских иммигрантов, живет в космополитичном Лондоне и работает в пабе. Большую часть своей жизни она провела вдали от традиционной пенджабской общины, которой принадлежит по рождению, предпочитая считать себя свободной англичанкой. После внезапной смерти отца девушка начинает преподавать «творческое письмо» в общественном центре при самом известном сикхском храме Лондона. И тут оказывается, что ее немолодые вдовы-ученицы, во-первых, почти неграмотны, а во-вторых, предпочитают сочинять истории исключительно эротического толка. Запретная для женщин тема сплачивает маленький кружок настолько, что, когда Никки угрожает опасность, вдовы бросаются на помощь юной учительнице…

Бали Каур Джасвал

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Последний рассвет
Последний рассвет

На лестничной клетке московской многоэтажки двумя ножевыми ударами убита Евгения Панкрашина, жена богатого бизнесмена. Со слов ее близких, у потерпевшей при себе было дорогое ювелирное украшение – ожерелье-нагрудник. Однако его на месте преступления обнаружено не было. На первый взгляд все просто – убийство с целью ограбления. Но чем больше информации о личности убитой удается собрать оперативникам – Антону Сташису и Роману Дзюбе, – тем более загадочным и странным становится это дело. А тут еще смерть близкого им человека, продолжившая череду необъяснимых убийств…

Александра Маринина , Алексей Шарыпов , Бенедикт Роум , Виль Фролович Андреев , Екатерина Константиновна Гликен

Фантастика / Приключения / Современная проза / Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее