Не был ли Лагарп слишком требователен к ученику, обременяя его суровой нравственной педагогикой? По-видимому, нет, поскольку названные отрицательные черты юного Александра наблюдали многие из тех, кто его окружал. Даже А.Я. Протасов в своих записках в течение ряда лет (с 1789 до 1792 год) отмечал у Александра нежелание прилагать «усилия в познании», однако, в отличие от целей педагогики Лагарпа, стремление Протасова было – не бороться с недостатками характера Александра, а их замаскировать, сделать «приемлемыми» в обществе[131].
То, что идеальные устремления по воспитанию будущего российского императора во многом так и не смогли реализоваться, признавали как современники, так и последующие историки. Так, близко наблюдавшая великого князя Александра в конце царствования Екатерины II фрейлина Варвара Николаевна Головина писала, что он «был красив и добр, но хорошие качества, которые можно было заметить в нем тогда и которые должны бы были обратиться в добродетели, никогда не могли вполне развиться»[132]. Познакомившийся с 18-летним Александром князь А. Чарторыйский, несмотря на явную симпатию к нему, замечал: «Великий князь вынес из преподавания лишь самые поверхностные, неглубокие знания и не усвоил ничего положительного и законченного»[133].
Тем не менее Лагарп потратил огромные усилия на воспитание в Александре качеств просвещенного монарха. Такое направление совпадало с изначальными намерениями Екатерины II привить своим внукам «человеколюбие», «сострадательность» и «либеральность». Одно из первых бабушкиных наставлений Александру, о котором она писала Гримму еще в 1780 году, звучало парадоксально для российской самодержицы: «По рождению все люди равны, только познания между ними производят различие»[134]. Естественно, Лагарп не только поддерживал этот просветительский принцип, но и сделал его краеугольным камнем всего своего преподавания.
Летом 1785 года Александру не было еще восьми лет, а он уже записывал под диктовку Лагарпа формулировки, где тот «настаивал республиканским образом на равенстве людей» и хотел, чтобы великие князья «сами почувствовали и убедились, что все люди рождаются равными и что наследственная власть одних над другими есть дело чистой случайности»[135]. Слова учителя иллюстрировались с помощью запоминающихся жестов: так, при начале преподавания геометрии слуга принес Лагарпу «мел, обернутый в позолоченную бумагу, чтобы Их Высочества не замарали себе рук». Тогда швейцарец многозначительно снял позолоченную бумагу и «отдав оную слуге, сказал, что это излишне» (данный анекдот так запомнился Александру, что тот рассказывал его своим приближенным много лет спустя)[136].
Центральным понятием просветительской педагогики Лагарпа являлось представление о долге «
Напитанный этими трудами еще с юности, швейцарец развивал их положения в русле идей Просвещения. Он подчеркивал, что честный человек прежде всего должен знать законы, по которым существует общество: и сами принципы возникновения этих законов, и их особенный дух, присущий законодательству конкретной страны, которым можно руководствоваться даже в случае нечеткости или противоречивости отдельных формулировок. И если эти навыки должны быть воспитаны у каждого гражданина, то тем более ими должен обладать великий князь – будущий монарх, которому предстоит быть законодателем и верховным судьей своей страны[138].
Далее, честный человек должен признавать незыблемым принцип: соблюдение законов равным образом относится к каждому гражданину, и ни для кого не существует исключений, тем более для монарха, который есть лишь не кто иной, как первый гражданин своей страны. При этом всякое отступление от данного принципа немедленно будет замечено: «Кем бы ни был человек, он несет ответственность за последствия добрых или дурных примеров, которые он являет; и чем более он образован, чем более на виду, тем более должен он избегать такового примера, который вызовет упреки или осуждения со стороны честных людей»[139].